Леви Хенриксен - Ангел с Чёртова острова [litres]

Я удивленно уставилась на него.

– Твои мама с папой храпят во сне? Или, может, издают другие звуки, по которым их можно узнать? Вероятнее всего, они спят в одной палатке с Юлленшёльдом, но не факт, что бандиты положили их в ту же палатку, что и вчера.

Я закрыла глаза и заставила себя думать. Я думала так усердно, что голова чуть не лопнула.

– После того, как они разъехались, я больше не слышала, как они спят, – сказала я.

– А до этого? – спросил Мило.

– Мама не то чтобы храпела, но во сне она издавала такие звуки, как у машины, когда та разгоняется. Вроде гудения.

– Понятно. Тогда начинаем операцию «Стоптанные ботинки». План у меня готов.

– Это хорошо. И какой у вас план?

– Вчера похитители застегнули на палатке молнию и закрыли ее на замок, – сообщил Мило.

– Как же мы тогда вызволим заложников? – спросила я.

– Ты прорежешь в палатке дыру.

– Я?!

Он кивнул и протянул мне нож.

– Надо, чтобы они выползли из палатки, не привлекая внимания похитителей. А если я разрежу палатку и засуну внутрь голову, то заложники вряд ли будут сидеть тихо.

Я кивнула.

– Ты, наверное, прав. Но что, если мама, папа или этот швед все равно что-то скажут или сделают и похитители проснутся?

Мило Милодрагович помедлил с ответом, и я поняла, что хотя план он и придумал, но план этот похож на те, что выдумывает утенок Дональд Дак. Сперва все идет как надо, а потом – куда кривая выведет. И стоило мне вспомнить о Дональде Даке, как в голове у меня щелкнуло.

– Слушайте, – сказала я, – а когда вы были маленьким, вы знали, кто такой Дональд Дак?

– У меня в Германии жил двоюродный брат, – ответил Мило, – и он время от времени присылал мне комиксы.

– Там есть одна история, называется «Золотой прииск», в которой Дональд Дак попадает на Аляску, а там его похищают двое головорезов, и Билли, Вилли и Дилли отправляются его выручать. Дональд обматывает домик, где сидят бандиты, кабелем, так что те не могут выбраться. Другой конец кабеля цепляют к самолету и оттаскивают дом прямиком к шерифу.

– Астрид Барос, – сказал Мило Милодрагович, – тебя ждет большое будущее. Самолета у нас нет, так что до полиции мы похитителей не дотащим, однако я могу сделать лассо и накинуть его на палатку. И если наши громилы проснутся, останется лишь затянуть веревку.

– Вот! Я как раз так себе все и представляла! – Я расплылась в гордой улыбке.

– Хорошо. Значит, мы готовы. – Мило Милодрагович показал мне большой палец. – Я, кстати, тут еще кое-что вспомнил.

Я с любопытством взглянула на него.

– Ты знаешь, что в Финляндии мультики про Дональда Дака были под запретом? А все почему – потому что он разгуливает без штанов.

Я покачала головой.

Мило Милодрагович подал мне знак, и я спряталась за большим камнем позади палатки. Потом он показал на караульного и провел пальцем себе по горлу. Я испуганно вытаращила глаза, но Мило покачал головой и замахал руками, после чего сложил вместе ладони и положил на них голову, изображая спящего.

Я показала ему большой палец, и Мило прокрался вперед и исчез из виду.

У ежа на спине более 16 000 иголок. Или я перепутала и их на самом деле 6 000? И вообще, может, речь шла не о еже, а о дикобразе? Человеческая голова весит четыре килограмма. Хотя нет! Или да… Забыла! Столица Лимы – это… Хотя нет, Лима – это и есть название столицы. Когда же он вернется? Я посмотрела на часы. Впрочем, что толку – я ведь забыла посмотреть, когда он ушел. Одна тысяча один. Одна тысяча два. Одна тысяча три. На миг мне показалось, что я услышала гул моторки, но в следующую секунду гул смолк. Может, я приняла за шум лодки чей-то храп? Нет, вряд ли, просто лодка была очень далеко. По-японски «эссо» значит автомобиль с заглохшим двигателем. В норвежском языке слова могут произноситься на вдохе. «Да-да-да-да», – тихонько произнесла я на вдохе и поперхнулась, когда Мило возник совершенно не с той стороны, откуда я его ждала.

Я выжидающе посмотрела на него, а он кивнул, приложил к губам указательный палец и жестами показал, что охранника он связал и заклеил ему рот. Протянув мне мобильник, он жестами велел мне спрятать его в карман, а затем показал на палатки. Мы улеглись на землю и медленно поползли к цели. На дереве прямо над нами заухала сова, и я вздрогнула, но Мило Милодрагович полз вперед, словно и не слышал этого уханья. Земля была мокрая и скользкая, и во рту у меня появился соленый привкус. В школе на физкультуре мы неоднократно выполняли подобные упражнения, однако, добравшись наконец до палатки, я совсем обессилела. И не потому, что очень устала, а потому, что все время забывала дышать, а когда вспоминала, то дыхание сбивалось, и я только хватала ртом воздух.

Чтобы восстановить дыхание, я уткнулась лицом в мох и полежала так немножко. Мило Милодрагович показал на палатку справа от нас, и мы прижались ухом к ее стенке. Внутри кто-то громко сопел, но ни храпа, ни маминого «гудения» я не слышала. Посмотрев на Мило, я развела руками. Он кивнул, улыбнулся и похлопал меня по плечу, а потом показал на другую палатку.

Возле другой палатки все повторилось. Я слышала чье-то сопение, но ничего похожего на звуки, которые издавали во сне мама с папой. Я хотела снова развести руками, но в этот момент на стенке палатки образовалась выпуклость, будто кто-то пытался пробить ее головой. «Ой, он сейчас вылезет наружу!» – испугалась я, но тут выпуклость исчезла. Кто-то просто перевернулся во сне на другой бок. И тут до меня наконец донеслось знакомое сопение, как в те времена, когда мама спала, повернувшись ко мне лицом, а с другой стороны лежал папа.

Я показала на палатку и с улыбкой закивала Мило.

Мило отполз ко второй палатке, и в сердце мое закрались опасения: то, что получилось у Вилли, Билли и Дилли на Аляске, вовсе не обязательно получится у нас здесь, в Швеции. Палатка была не очень большой, поэтому петли лассо хватило бы в самый раз. Но накинуть лассо на палатку было непросто даже огромному, как медведь, Мило Милодраговичу. Я убеждала себя, что это не страшно. Главное – не шуметь, и тогда мы доберемся до лодки, не перебудив при этом похитителей.

Мило высунулся из-за палатки. В правой руке он сжимал конец веревки и здоровенную палку, а другой рукой он взмахнул, словно набрасывая лассо. Сперва я не поняла: то ли это знак, что ему удалось заблокировать вход в палатку, то ли просто призыв не шуметь. Однако потом он показал на палатку и кивнул.

Я попыталась вспомнить что-нибудь, о чем читала и что могло бы сейчас пригодиться, но у меня кружилась голова, и думать я могла лишь о том, как усмирить дрожь в руках.

Раз.

Два.

Три.

На счет «три» я воткнула нож в стенку палатки и дернула его сперва вниз, а потом – в сторону, словно вычерчивая букву «L». По светлым кудряшкам я узнала Юлленшёльда, очень похожего на свои фотографии в газетах. Он лежал слева, ногами ко мне. В середине спал папа, а рядом – мама. Ноги у Юлленшёльда и мамы были связаны, руки у всех троих стягивали белые резинки. Но, несмотря на резинки, мама с папой лежали, держась за руки.