Леви Хенриксен - Ангел с Чёртова острова [litres]

Я наконец вышла из воды и подбежала ближе. Подняв камень, я что было сил кинула его в спину бандиту, но промахнулась и подняла следующий. Рядом выросла мамина фигура. А следом появился и Юлленшёльд.

– Стой на месте! – приказала мама и попыталась оттолкнуть меня назад. Но камень бросить я успела и на этот раз не промазала. Выпустив горло Мило, похититель обернулся, и я уже приготовилась к выстрелу. Сейчас-то он медлить не станет. Но потом я заметила пистолет – он валялся на траве неподалеку. Похититель тоже посмотрел на пистолет, и я бросилась вперед – как ныряльщик, как пушечное ядро, как нападающий в бейсболе. Схватив пистолет за рукоятку, я, не вставая, швырнула его в воду.

Не знаю, кто был первым, мама или Юлленшёльд. Мне показалось, что они добежали до бандита одновременно. Что именно случилось, я тоже не видела, но звук был такой, с каким мяч ударяется о стену. Похититель повалился набок и больше не шевелился.

В груди у Мило Милодраговича зияла рана, из которой текла кровь, но глаза у него были открыты, и он смотрел на меня.

– Астрид Барос, ты меня обманула, – проговорил он, растянув губы в улыбке, а потом глаза его закрылись, а тело обмякло.

– Надо дотащить его до лодки. Того и гляди двое других явятся, – сказал Юлленшёльд, и я лишь сейчас заметила, что он совсем мальчишка. Ну, может, чуть постарше мальчишки.

Мама кивнула, и они с Юлленшёльдом потащили Мило к воде, но он был такой тяжелый, что они скорее не несли, а волокли его. Пытаясь помочь, я поддерживала его ноги, но и это оказалось непросто. Кровотечение почти остановилось, но хороший это признак или плохой, я не знала. Человеческое сердце бьется так сильно, что кровь может хлестать фонтаном высотой 15 метров. Только бы Мило Милодрагович не умер от потери крови!

Папа в лодке умудрился привстать и занять место за рулем, и через несколько секунд лодка, царапая дно о камни, уткнулась в берег. Я запрыгнула в лодку, и мы вчетвером уложили Мило на скамью. Мама разорвала свою рубашку и сделала бинты для перевязки, а папа тем временем зажимал руками рану Мило. Юлленшёльд оттолкнул лодку от берега, забрался внутрь и сменил папу за рулем. Я чувствовала себя совершенно измотанной, словно вот-вот потеряю сознание.

– Вот, держи. – Я протянула Юлленшёльду мобильник, который дал мне Мило, – позвоните в полицию, или скорую, или еще куда-нибудь.

– Спасибо, – улыбнулся швед, – огромное тебе спасибо за то, что ты нас спасла. Меня зовут Юнас.

Я хотела ответить, но у меня не хватило сил даже чтобы произнести собственное имя, поэтому я лишь кивнула, а потом меня огромным душным одеялом накрыла темнота.

Откуда-то издалека до меня донесся мамин голос. Сперва я решила, что лежу у себя в комнате в собственной кровати, а мама зовет меня снизу, с первого этажа. Но потом я вспомнила обо всем, что случилось, и резко села. Волны бились о лодку, а в небе над нашими головами проступала синева – тучи рассеивались.

– Мы уже скоро доплывем. Ты как? – нахмурившись, спросила мама.

– Как Мило? – спросила я вместо ответа.

– Скорая помощь уже ждет нас на берегу, – ответила мама. Она сидела, набросив на плечи куртку Юлленшёльда, а голова Мило покоилась у нее на коленях.

Строго говоря, куртка была ей тесновата, так что выглядела мама точь-в-точь как девочки-подростки, постоянно зависающие в торговых центрах. Когда бабушка видит таких, она закатывает глаза и вздыхает. Папа сидел рядом, обняв маму за плечи. На щеках у него выступили красные пятна, как бывает при лихорадке, но папины глаза оставались ясными. Папа улыбнулся мне – так он улыбался, когда считал, что я сделала все правильно.

– Ох, Астрид-Астрид. – Он покачал головой, словно одновременно гордился мною и расстраивался. – В следующий раз поедем отдыхать в Гималаи, Сахару или Антарктиду. Думаю, даже там нам будет лучше, чем здесь.

– Как твоя нога? – спросила я.

– Получше, а когда до врача доберемся, так и вообще чудесно будет. Пусть даже я и проковыляю пару недель на костылях.

Мило Милодрагович тихо застонал, и я похолодела. Когда в кино люди умирают, они тоже так стонут. Стонут, смотрят в одну точку, а затем голова у них заваливается набок, и все.

– Мило же не умрет, да? – спросила я, подползая к нему. За руку взять его я боялась – а что, если рука окажется холодной? Что, если тепло уже покидает его тело?

– Он потерял много крови, и пульс слабый. Но, по-моему, жизненно важных органов пуля не задела, – ответила мама.

Я взяла руку Мило в свои, и она оказалась теплой. Кожа у него была намного мягче, чем я ожидала, – я словно сжимала в руках какое-то крошечное животное. Мило Милодрагович приоткрыл глаза, и на секунду я решила, что он вот-вот улыбнется, но потом его веки вновь опустились.

– Астрид, – начала мама, – мои родители всего раз в жизни как следует наказали меня. Я тогда привязала жестянку к хвосту одной из наших овец. Бедняга так напугалась, что убежала, и отыскали мы ее только на следующий день. А то, что натворила ты, намного хуже. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Я отвела глаза и кивнула.

– Ты подвергла опасности свою собственную жизнь, а еще мою и папину, и мы не можем притворяться, словно ничего не произошло. Поэтому на время каникул я хочу забрать у тебя мобильник или, может, позвонить твоему учителю Ларсону и попросить его найти тебе замену на роль Пеппи, – продолжала она.

Я пожала плечами и кивнула. Расстраиваться у меня не было сил.

– Но… – сказала мама, – есть одно большое «но». Прямо-таки огромное, написанное гигантскими буквами «НО». Астрид Моснес Барос, мы с папой бесконечно гордимся тобой. Однако пообещай нам, что больше ничего подобного не затеешь.

Ответить сразу я не могла – иначе только разревелась бы. Я попыталась посмотреть на всех нас как будто издалека. Представила, как Юлленшёльд поворачивается и нас фотографирует. Эмилия, Бальтазар и Астрид Барос – все вместе. Интересно, как бы мама подписала такой снимок.

– Мама и папа, обещаю и клянусь! – торжественно проговорила я.

Прямо перед нами показался берег. Красные домики, флагштоки со шведскими флагами, лодки, рядами пришвартованные возле пристани. Юлленшёльд сбавил скорость, и нос лодки опустился.

– Они сказали, что будут нас ждать возле старой набережной Лэндсвэген, – сказал Юлленшёльд, и тут мы их заметили. Около длинной каменной набережной стояло несколько машин скорой помощи и два полицейских автомобиля. Синие мигалки на крышах мерцали, как кристаллы в аппаратах для приготовления фруктового льда, и отбрасывали на лица собравшихся людей голубоватые отблески.

Юлленшёльд сбросил газ, и моторка медленно подошла к пристани. Не успели мы пристать, как в лодку запрыгнул врач скорой помощи. Он поинтересовался, можем ли мы с мамой и Юлленшёльдом самостоятельно передвигаться, и, услышав утвердительный ответ, полицейские и другие врачи помогли нам выбраться на берег.