Антон Москвин - Ход Конём

— Вот такое дело, Ник. Если хочешь знать что я обо всем этом думаю — твое дело труба. Самое лучшее, что ты можешь сделать — это рвать когти. Смотри какая закономерность получается. Мужик, что ребенка в детдом принес — передал директору и пропал. Директор, вырастил ребенка до десяти лет, сделал свое дело, сдал его Росиным и — ни слуху, ни духу. А теперь вот и Росины исчезли, а пацан, как я понял, с тобой. Ну что, улавливаешь мою мысль? Чья очередь пропадать?

— Вот и думай, Ник. Я тебе рассказал все, что накопал, а ты думай. Лучшее в твоем положении — это бежать долго и далеко. Но пацана придется бросить. С ним далеко не убежишь. В общем, думай. Нужна будет еще помощь — звони. Чем смогу — помогу.

Приятель попрощался и повесил трубку.

Антон смотрел на Копейкина широко раскрытыми глазами.

— Это кто был, Ник? — спросил он, когда Кэп закончил разговор.

— Так, один знакомый, — ответил Копейкин хмуро, — ты почему мне не сказал, что ты детдомовский?

Антон испуганно посмотрел на Кэпа. И вместо ответа спросил самое глупое, что тут можно было спросить:

— А… откуда ты знаешь?

— Антон, ну какая разница откуда я знаю?! — вспылил Копейкин, — важно, что я знаю. И не от тебя! Почему ты мне не сказал?

Антон подтянул колени к подбородку, обхватил их руками и стал похож на ежика, испуганно свернувшегося в клубок.

— Ты не спрашивал, — ответил он тихо, почти шепотом, пожимая плечами.

И добавил, еще тише:

— Не кричи на меня. И не зови меня Антоном.

— Гкхм… По... почему? — поперхнулся Копейкин, — почему не звать Антоном?

Он так удивился, что даже забыл о предмете разговора.

— Потому, что ты меня до сих пор так ни разу не назвал, — объяснил мальчик, — я не хочу, чтобы ты… от злости.

Антон вдруг громко всхлипнул и опустил лицо, положив голову на руки и уперевшись лбом в коленки. Плечи часто затряслись, а из-под опущенной головы раздались жалобные, хлюпающие звуки.

— Ну ты что, малыш? — перепугался Копейкин.

Он обошел широченную кровать и присел скраю, рядом с мальчиком. Обнял его рукой за вздрагивающие плечи и притянул к себе. Другой рукой неловко погладил по растрепанным волосам.

— Я не злюсь совсем, — начал он и запнулся…

«Злюсь! Злюсь же, черт подери! Надо же, как пацан почувствовал, с полоборота. А я — просто идиот. Нашел на ком злость срывать, кретин!»

— Нет, злюсь, конечно, — поправился он, — ты прав. Но не на тебя. Просто я ничего понять не могу. И не знаю, что делать. Совсем. Потому и злюсь. Ты прости меня, малыш, что я на тебя наорал. Простишь, а?

Он взял голову мальчика двумя руками, повернул приподняв лицо и просительно заглянул в мокруе глаза.

— Не реви, ладно? — попросил он, — не буду я тебя больше Антоном звать, раз ты не хочешь…

— Ладно, — сказал Антон и улыбнулся сквозь слезы, — только ты на себя тоже не злись, Ник. Ты же не виноват ни в чем, а наоборот… Если бы не ты, я бы сейчас… я бы…

Он замолчал и поерзал, устраиваясь поудобнее, стараяясь прижаться к Кэпу поплотнее.

— Это ничего, что ты не понимаешь, — глухо донеслось до Кэпа откуда-то из подмышки, — так и должно быть. Вот мне, когда в школе задание задают, я тоже не понимаю сначала что делать. А потом подумаю и начинаю понимать. Знаешь, я раньше так не умел. И думал, если сразу не понял, значит все, не умею. И приставал ко всем, чтобы объяснили. А потом меня Валерий Михайлович научил, что все правильно, и если б сразу все понятно было, то и делать нечего. Вот и ты подумаешь и все поймешь, обязательно. Ты же сам говорил, без обеда плохо… Пойдем, я тебя обедать отведу? Я здесь недалеко бар видел, когда за фруктами бегал. Тебе понравится.

Антон вывернулся из объятий Кэпа и поднялся на ноги.

— Пойдем?

— Отличная идея! — сказал Кэп, тоже поднимаясь, пойдем!

— Ты извини, что я тебе про детдом не сказал, — попросил Антон, жалобно глядя на Кэпа, — я не нарочно, правда.

— Да ладно. Я же сказал, что не сержусь.

— А кто такой Валерий Михайлович? — спросил Копейкин, когда они вышли в коридор, — учитель?

— Ты сказал, что не злишься, — поправил Антон. И добавил ехидно, — а потом сказал, что, все-таки, злишься. Валерий Михайлович — это директор моего детдома… то есть, был директор. Мы с ним… дружили. Там, знаешь, в детдоме, всем плевать на тебя — накормлен, напоен — и ладно. Нас же много там было. А он со мной возился все время, еще когда я малышом был. Там такой загон был большой для малышей, чтобы не расползались. Закинут их туда, и они копошатся, как тараканы. А он меня к себе в кабинет брал. Посадит в кресло напротив себя и разговаривает со мной, рассказывает что-то, как большому. А я все помню, представляешь? Мне тогда год, наверное, был, или меньше. А я помню. Что он говорил не помню, конечно, но помню как в кресле у него сидел и слушал. И потом, он занимался со мной еще. Там знаешь школа какая? Если читать научили — скажи спасибо и радуйся. А он со мной по вечерам занимался. Книжки приносил… не только школьные, а вообще… И так просто рассказывал истории всякие. Вот, а потом меня родители усыновили, а он… уехал. Даже не попрощался, — грустно закончил Антон.

— А перстень тоже он тебе подарил? — спросил Копейкин мимоходом…

— Перстень? А отку… — Антон чуть было не повторил снова ту же самую глупость, что и раньше, но спохватился, — нет. Перстень — это не он. Он мне сказал, что перстень у меня был уже, когда меня в детдом принесли. Висел на шее, на веревочке. Валерий Михайлович говорил, что это, вроде как, мой талисман, и что надо его всегда с собой носить. Ну, я и носил. А эти козлы в фургоне сорвали! Наверное, так он там до сих пор и валяется, на полу, — грустно закончил мальчик.

— Нет, не валяется, — ответил капитан, доставая кольцо из кармана, — вот он, малыш. Держи, — и он протянул перстень Антону, — только повесить не на что. Ну мы с тобой потом что-нибудь подберем.

— Ух ты! Ник, ты его нашел, да? — Антон подскочил на полметра от радости, — здорово! А я думал, все уже… Знаешь как жалко было? А подвесить — это ерунда — веревочку найду и привяжу, подумаешь… Спасибо тебе, Ник!

Антон забежал вперед и благодарно заглянул в глаза капитана.

«Интересное кино получается, — думал Кэп про себя, — сорвали и бросили на пол. Если я хоть что-то понимаю, то это кольцо стоит целое состояние. Бюджет небольшого государства. А они его — на пол. Занятно… Получается, они тоже считают кольцо «талисманом». Себе взять боятся, а сорвать с пацана и на пол бросить — вроде как, попрать символически…»

«И директор этот тоже… «сажал в кресло и рассказывал». Гипноз какой-то, похоже. Или кодирование? Забавный, видать, мужик был этот Валерий Михалыч. Xотя, почему «был», собственно? Как там пацан сказал — «уехал»… Вроде как, пост сдал — и сменился.