Евгений Рудашевский - Сердце мглы [litres]

Максим протянул руку к левому плечу незнакомца. Замер, не зная, ощутит ли его плоть или пройдёт сквозь неё. Опустил ладонь. Она коснулась колючей ткани свитера, и незнакомец вздрогнул, застонал, но поворачиваться отказался. Ещё более яростно застучал по клавиатуре. Тысячи иголочек разом пронзили Максима. Он, не сдержавшись, моргнул и в следующее мгновение оказался в другом месте.

Незнакомец исчез. Оборвался бой стучащих по клавишам пальцев, а с ними притупилась боль от мелких уколов. Она ещё угадывалась, но вскоре слилась с привычным и неразличимым фоном существования.

Максим оказался в комнатушке с бежевыми неоштукатуренными стенами и бетонным полом, местами покрытым кусками линолеума. По трём углам комнаты теснились двухуровневые нары с заправленными постелями. На одном из матрасов сидел Максим. Он знал это место. Масляный радиатор. Низкий холодильник под закрытым окном. Кухонный закуток с конфорочной плитой. И сидевший на противоположных нарах монах. Закутан в шафрановую ткань кашаи. С обритой головой, округлыми щеками. С большим носом и задорно суженными глазами. Максим встречал монаха раньше, но после незнакомца в верблюжьем свитере не понимал, в самом ли деле блуждает в собственных воспоминаниях.

– Ты меня знаешь? – спросил Максим.

– Нет, – ответил монах. Раскрыл привязанный к запястью мешочек. Достал из него нефритовые чётки и стал неспешно перебирать бусины большим пальцем. – Но ты мне кое-кого напоминаешь.

– Значит, мы ещё не встречались… – озадаченно промолвил Максим. – Но как такое возможно?

Монах не ответил.

– Разве ты не удивлён, что я здесь появился?

– Нет. Или я сплю и ты мне грезишься…

– Или?

– …или наоборот.

– Если это действительно сон, я бы хотел проснуться, – вздохнул Максим.

– У тебя всегда такие глаза?

– Какие?

– Большие.

– Я… боюсь моргнуть. Если моргну, ты исчезнешь.

– Или?

– Или я исчезну, – усмехнулся Максим. – Разве важно, кто именно исчезнет?

– Нет, – согласился монах.

– Как мне проснуться?

– Выход обычно там же, где и вход.

– И?…

– Подумай, что тебя привело сюда.

– Этого так просто не сформулировать.

– А ты попробуй.

Максим задумался. Глаза устали от напряжения. Максим в самом деле старался держать их широко раскрытыми, опасался ненароком моргнуть и переместиться в новое воспоминание, а может, и вовсе заблудиться в череде вспышек.

– Меня привёл сюда отец, – наконец заключил он. – Обида на него.

– Вот и ответ.

– Не понимаю.

– Если обида привела тебя куда-то, то безразличие выведет обратно. Смирись с тем, что тебя тревожит. Отпусти то, к чему привязан.

– Отпустить?! Мне нечего отпускать. Отец сам бросил нас. Я его ненавидел, презирал. Теперь мне всё равно, где он и что с ним. Он сделал свой выбор.

– Но ты к нему неравнодушен. – Монах продолжал неспешно перебирать чётки. – Отрицаешь чувства к нему. Отрицание и ненависть привязывают так же, как принятие и любовь. Когда ты отпустишь отца, воспоминания о нём не будут вызывать у тебя никаких эмоций.

– Разве так бывает?

– Бывает, – кивнул монах. – Срединный путь. Он ведёт за пределы видимого. Выбери срединный путь, и тебе станет «безразлично, уступить или оказать сопротивление». Ты поймёшь, что разницы между этими действиями нет – они, как и то, что с ними связано, лежат за пределами твоего «я» и прямого отношения к тебе не имеют. Ты отказался от своего отца. Можешь отказаться от других людей, от вещей, от чувств – от всего, что тебя окружает и заслоняет от тебя вселенную. Но «отказаться от всего, чем владеешь, недостаточно. Нужно ещё научиться жить только самим собой, чтобы обрести такую уравновешенность разума, которую не в силах поколебать противоборство добра и зла, мук и радостей, потерь и приобретений, ибо человек достигает самообладания, спокойствия и невозмутимости только тогда, когда его жизнь не зависит от внешних обстоятельств».

– И ты в это веришь? – с сомнением спросил Максим. – Обстоятельства бывают разными. Иногда вынуждают тебя делать что-то против воли. Например, отправиться в путешествие, о котором ты не просил.

– Подлинные мудрость и счастье неподвластны случайности. Если они готовы рухнуть в одно мгновение из-за чьего-либо произвола, то они ничтожны и даже вредят, потому что скрывают свою ничтожность, притворяются подлинными.

Максим с грустью уставился на затворенную дверь. Думал выйти наружу. Надеялся, что вид одноэтажных коробок горного монастыря и красно-жёлтые огни фонарей его успокоят. Он услышит вой ветра, увидит несущиеся ржавые облака. Но хóлода снаружи не будет, как не было духоты внутри. Всего лишь сон. Разве он может заменить настоящую жизнь?

– Может, – ответил на его невысказанный вопрос монах.

– Здесь нет запахов.

– Однажды ты забудешь, что запахи существовали.

– Здесь чувства слабые…

– Ты забудешь, что они были сильными.

– …а мир предсказуем.

– Забудешь, что когда-то он тебя удивлял. Ты примешь сон за реальность, позабыв её вкус, как когда-то принял свою реальность за таковую, позабыв о чём-то ещё.

– Так и жить? Не моргать и метаться между грёзами?

– А разве ты умел жить иначе?

– Но ведь это тупик… Обман. Даже твои слова… То, что ты говорил про «уравновешенность разума», про «самообладание». Я знаю, откуда они. Я прочитал их в книге из отцовской библиотеки, в доме его второй семьи.

– Что же? – с улыбкой спросил монах.

– Значит, сплю я, не ты.

– Что же?

– Значит, ты не скажешь мне больше, чем я знаю…

– Или?

– …или я не услышу, даже если ты скажешь.

Монах издал громкое «хах» и, не переводя дыхание, рассмеялся тихим радостным смехом.

– Я бы стал здесь богом, – промолвил Максим, рассматривая свои ладони.

– Запретить себе моргать, – подхватил монах. – Или моргать по желанию, перемещаясь от одного мира к другому. И везде утверждать свою власть. Разве кто-то остановит тебя, если все, кого ты видишь, – суть ты, твоё отражение? Ты бы добился чего угодно. Построил бы вселенную из собственных грёз и не узнал бы смерти.

– Да, – кивнул Максим, – но «в той вечной жизни , которая суждена богу , блаженство состоит в том , что его знание ничего не упускает из происходящего , а если бы отнято было познание и постижение сущего , то бессмертие было бы не жизнью , но временем» . Запертый в самом себе…

– …я никогда не смогу… – подхватил монах.

– …узнать ничего нового, – закончил Максим.

– Буду вечно…

– …блуждать в лабиринтах…

– …своего ума. И никогда…

– …не найду выход. А потом…

– …растворюсь в себе. И тогда…

– …моё существование прекратится.

Максим с ужасом смотрел на монаха, подхватывавшего его слова и продолжавшего их его голосом.