Хелен Купер - Где-то там гиппопотам

Странно, что он такой маленький. Издалека он казался просто огромным. Наверно, потому, что он такой внушительный и важный – и дело тут не в размере.

Гиппопотам смотрел прямо на него. Ужасно довольный. Бен нерешительно остановился.

Сомнений больше не было – пасть гиппопотама растянулась в широченной улыбке, вокруг глаз разбежались морщинки, и он произнес бархатным голосом:

– Добро пожаловать, Бен!

Вот и все, что он сказал, но Бен успел разглядеть его зубы – желтоватые, потрескавшиеся, страшные. В ответ Бен смог только хрипло выдавить:

– Привет.

Это не имело значения, гиппопотам продолжал столь же торжественно:

– Рад видеть тебя, Бен. Сегодня особенный день для всех нас.

– Неужели? – пробормотал мальчик.

Он немного опасался гиппопотама. Не говоря уж о львах. (Кажется, землеройка упоминала какого-то Леона. Может, так зовут льва?)

Гиппопотам понял, куда смотрит Бен.

– Не надо бояться львов, они не разговаривают. Мало кто из нас умеет говорить – только те, кто ближе всех к семье. По правде говоря, с тех пор как Констанция стала взрослой, нас никто не слышит.

– Вы говорите о семье с портрета?

– Разумеется, – кивнул гиппопотам.

Он кивал, подмигивал и явно ждал, что Бен поговорит с ним.

Бен переминался с ноги на ногу. Что сейчас происходит в кабинете? Опасен ли гиппопотам? Несмотря на все страхи, мальчик дрожал от восторга.

– Уже уходишь? – спросил гиппопотам. – Я так рад тебя видеть.

– Мне пора… – Бен в тревоге посмотрел на дверь кабинета. – Мама ждет.

Но он остался на месте.

– Надеюсь, землеройка тебя не встревожила? Милое создание, но склонное к панике. Останься, пожалуйста. Та парочка еще побудет в кабинете – чай, разговоры. Сам знаешь, это надолго . А я столько должен тебе сказать. И у тебя, конечно, есть вопросы.

– Вопросов полно, но…

– Беда в том, что у меня неважная память. И я не знал всего, даже пока моя память не начала слабеть. Я появился тут только в 1892 году. Взгляни на табличку – правда, красивая?

У ног гиппопотама была прикреплена изящная табличка. Черные буквы на кремовом фоне гласили:

– Очень красиво, – согласился Бен. – Но 1892 год – это так давно.

– Ты думаешь? Я плохо помню то время. Пчелы могут помочь, у них отличная память, и они живут в стеклянном улье с самого открытия музея.

Бен приуныл.

– Я не очень люблю пчел.

– Неужели? Какая жалость. Семья Гарнер-Ги держала пчел даже раньше, чем открыла музей.

– Какие старые пчелы!

– Это потомки первого роя. Пра-пра-пра-пра – двести шестьдесят восемь раз правнуки тех, первых пчел. Но они проносят знания через поколения.

– Что-то вроде пчелиных историков?

– В известном смысле. Они передают знания посредством танцев, это похоже на ваши компьютерные коды. Пчелы танцуют – и передают новости, или указывают направление, где искать нектар, или объясняют, как выращивать молодь или как защитить улей. Танец переходит от одной пчелы к другой, и то, что знает одна, – знают все. Они ничего не забывают, коллективная память улья не умирает никогда.

– С ума сойти! А я думал, пчелы только мед делают и… людей жалят.

– Ты прав, это потрясающе. Хотелось бы мне так танцевать.

Бен сумел удержаться от смеха, ведь гиппопотам говорил вполне серьезно. Мальчик достал из кармана приглашение.

– Землеройка сказала, что его доставили пчелы. Знаете, зачем?

– Да, знаю. Смею заметить, члены твоей семьи славятся своими гениальными идеями. Вот тебя и пригласили.

– Правда? – изумился Бен.

– Безусловно, – подтвердил гиппопотам. Он кивнул в сторону кабинета. – Мы надеемся, что ты поможешь разрешить наши трудности. Возможно, это так, ведь ты нас слышишь. И ты сам заинтересован…

– Я?

– Тебе многое нужно узнать… если я только вспомню, с чего все началось.

– У нас мало времени, – заторопился Бен. – Вспоминайте скорее.

– Позову Флама, – решил гиппопотам. – Он специалист по пчелам, единственный, кто понимает их танец.

Гиппопотам задвигал ушами и фыркнул, да так мощно, что клуб пыли вылетел в коридор. Получилось что-то вроде дымового сигнала. В ответ раздалось пронзительное уханье, и через минуту появился сыч из вестибюля. За ним, выстроившись ровным клином, летела эскадрилья пчел. Бен напрягся – он боялся пчел, – но рой изогнулся изящной петлей и поднялся к стеклянному потолку. Воздушная акробатика прекратилась, когда сыч сбился, нарушил строй и рухнул на спину гиппопотаму.

Казалось, его слегка оглушило. Но он быстро оправился, выпрямился и махнул крылом в сторону парящих пчел.

– Позвольте представить посланцев Пчелиной матки – царицы улья, – заухал сыч. – Танцуя для вас, они оказывают вам честь.

Сыч грозно глянул на мальчика, и Бен понял: лучше забыть про неудачное приземление и сказать что-нибудь вежливое.

– Ну… для меня большая честь познакомиться со всеми вами, – соврал он.

– А теперь позволь мне представить тебе Флама, – вступил гиппопотам. – Он растолкует нам этот танец. Его помощь – огромная честь для нас. Он изучал пчелиный язык, да и память у него получше моей.

– Это нетрудно, – высокопарно заметил сыч с гиппопотамьей спины.

– Я вас видел на часах в вестибюле, – вырвалось у Бена. – И на портрете тоже вы?

Сыч распушил перышки на груди.

– Похвальная наблюдательность. Я изображен рядом с Гектором Гарнер-Ги, ведь я его любимец . Портрет был написан незадолго до смерти капитана, его отца. Капитан был немолод, но пчелы помнят его мальчишкой. Они утверждают, ты на него похож.

Сыч наклонился к Бену, так что можно было разглядеть каждое перышко вокруг янтарных глаз.

– Тебе предстоит многое услышать. Почему бы тебе не сесть?

Не могу , подумал Бен. Они могут вернуться в любую минуту .

– Садись на ступеньки, – предложил гиппопотам, – и, быть может, мы обеспокоим нескольких пчел просьбой покараулить у двери кабинета и предупредить о любом грядущем прибытии.

В ту же минуту две пчелы отделились от роя и полетели на галерею.

– На пчел можно положиться, – сказал гиппопотам.

Бена уговорили сесть, хотя ему было сильно не по себе и охотнее всего он бы просто сбежал.

Как только он уселся, подлетела пчела. Как маленький вертолетик, она приземлилась прямо гиппопотаму на макушку. Выглядела она как актриса на сцене.