Хелен Купер - Где-то там гиппопотам

– Я, пожалуй, пойду. Они скоро выйдут.

Хамелеон подобрался поближе к Бену.

– Пойдешь, не сомневайся, только сначала немножко нам поможешь. Откроешь одну маленькую-премаленькую бутылочку.

– Нет! – завизжал сыч.

– Ерунда, – согласился гиппопотам. – Бен, не смей трогать бутылку.

Леон надулся.

– Это и минуты не займет. Будь другом! Я и сам бы открыл, я умею управляться с замками, но я не могу сжимать пальцы…

– А что в бутылке? – спросил Бен.

Землеройка оскалила остренькие зубки.

– Вы даже этого еще не сказали?

– Придержи слепней, – гаркнул сыч. – Может, там и нету ведьмы.

– В бутылке ведьма? – удивился Бен.

– По слухам.

– Судя по этикетке.

– Точно никто не знает, бутылка запечатана. Может, вообще пустая.

– А может быть, и нет, – пропищала землеройка. – У меня мех дыбом встает, когда я просто мимо прохожу.

– Вот именно… – сказал Флам. – А вдруг откроем бутылку и станет только хуже? Тогда что? Вполне может стать еще хуже – если там ведьма. Зависит от того, какой характер у этой конкретной ведьмы. Хвост даю, она привыкла к черной магии. Что начнется, если такую выпустить на свободу? Полный хаос.

– Ведьма в бутылке – часть коллекции, – волновалась землеройка. – Она могла бы помочь спасти музей.

– В благодарность за освобождение, – лукаво добавил хамелеон. – Исполню три желания, всякое такое. Джинны, например, в таких случаях весьма щедры.

– Джинны в лампах – это вам не ведьмы в бутылках, – возразила землеройка. – Что, если она будет не в духе?

– Продолжаю стоять на своем, – отрезал Флам.

Возбужденные пчелы вились роем вокруг его головы и одобрительно жужжали.

Леон одним глазом посмотрел на землеройку.

– Ты на чьей стороне?

– Она на стороне здравого смысла, – отрезал гиппопотам. – Есть вещи, которые лучше не трогать, и эта бутылка – одна из них. Давайте не рисковать. Мы нашли мальчика. Констанция с ним встретится, и все будет по-другому. Теперь, когда Бен на ее стороне, она прогонит этих людишек и…

– Нет, – завопил Бен. – Я не на ее стороне. Меня мама ждет… правда…

Слишком поздно. Слишком громко. Они услышали, как скребет по полу отодвигаемый стул, как стучат каблучки. Лишь гиппопотам остался на месте, остальные бросились врассыпную.

Тара Лед оперлась о перила, наклонилась через край и пронзительно завизжала:

– А-а-а! Этот мальчишка!

– Мисс Гарнер-Ги, вы только не волнуйтесь, – пробасил Джулиан Пик, подходя ближе. – Я этого правонарушителя живо выставлю.

Для такого крупного мужчины двигался он на удивление быстро.

– Беги, – шепнул гиппопотам.

Прятаться поздно, надо спасаться бегством.

Бен рванул по длинному коридору, только пятки застучали по деревянному полу. Мимо одинаковых дверей, мимо витрины с яйцами, мимо портрета. Притормозил возле входных дверей, придя в замешательства от обилия кнопок и запоров. Он задумался, но тут что-то зашуршало, и двери по собственной воле распахнулись. Бен решил, что они не были заперты и открылись от ветра.

Думать некогда, надо поторапливаться. Бен перепрыгнул через порог и скатился со ступенек к своему велосипеду.

Двери захлопнулись. Глубокий вздох, глоток свежего воздуха, глоток реальности. Запах мокрых листьев и тумана. Шум машин вдалеке, обычная жизнь. Удрал! Двери затрещали – кто-то дергал ручку. Но Бен уже оседлал велосипед. Поздно, сумерки, давно пора домой. Он полетел как вихрь.

– Где ты был? – ледяным тоном осведомилась мама.

Бен заученно начал:

– Прости, что опоздал… Мама, что случилось?

Она была совершенно белая, скорее даже зеленоватая…

Бен бросился ее обнимать.

– Прости, – повторил он снова. – Я ходил в тот музей, ты ведь не запретила, сначала я не мог попасть внутрь, а потом попал, но…

– Ты представляешь, как я волновалась? И именно сегодня…

Бен заметил, что документы и счета по-прежнему раскиданы по столу. Пора бы уже накрывать к чаю. Что случилось?

– А почему сегодня?

Мама плотно сжала губы. Кажется, старается не заплакать. Уронила на стол письмо, которое держала в руках. Почему она такая грустная? Бен потянулся за конвертом, но мама выхватила письмо у него из рук. Тут ей надоело сердиться, и она обняла сына.

– Ты дома, ты жив и здоров. Ты цел, значит, все не так уж плохо.

Лучше бы она сердилась!

– Я не так уж припозднился. Что случилось? Что сегодня за день такой особенный?

Ее плечи поникли.

– Мама, скажи!

Она вздохнула.

– Я просто наконец разобрала почту. Опять пришло письмо от домовладельца. Этого я и опасалась – он продает дом строительной компании Пика.

– Пик!

– Правда противное имя? И репутация у них не очень. Нелегко придется жителям района, на который они нацелились. Выселят – ни перед чем не остановятся.

– «Пик и компания»? Джулиан Пик?

– Да… Кажется, его так зовут. А откуда ты это знаешь?

Мама вытащила кастрюльку, поставила чайник. Наверно, опять будут яйца. Мама всегда варила яйца, когда выручка в магазине была маленькой.

– Этот тип, Джулиан Пик, я видел его сегодня.

– Что ты болтаешь?

– Да! В музее. Он и музей собирается снести.

– Он… что? Откуда ты знаешь? Что ты там делал? – переполошилась мама. – Знала я, что нельзя тебя туда пускать. Ты что, его встретил?

– Ну не то чтобы встретил.

– А кого ты встретил? Что ты слышал?

– Много чего, – осторожно ответил Бен. – Много плохого о Пике и еще…

Он помедлил, а потом громко и решительно сказал:

– И кое-что о папе. Он брал меня в музей, маленького. Я помню.

Мама отвернулась, нервно покусывая палец.

– Мама, пожалуйста.

– Кажется, правда брал.

Она открыла холодильник, достала три яйца, положила в кастрюльку.

– Так старушенция еще там? Прямо не верится. Неужели она еще жива?

– Еще как жива. Я ее видел, но… не разговаривал.