Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

ХИЖИНА УЛУГБЕКА

Приехал следователь из Самарканда. А Улугбекович все еще не знал о смерти отца - он неделю назад уехал по делам в Турцию, и до сих пор с ним не удалось связаться.

Валерий Иванович не велел никому бродить по роще, а все были одержимы мыслью найти орудия преступления: пистолет и какой-то странный нож - экспертиза установила, что колотые раны были нанесены Улугбеку серповидным лезвием. Оружие искали даже в лагере, по дороге на городище и на самом городище, осматривая раскопы. Никто в этом не признавался, но и так было ясно.

Все стало, как прежде. Только Лерыч внимательнее следил за ребятами и ввел перекличку, как временную меру. В налаженном экспедиционном быту не хватало только Улугбека, сидящего под навесом клуба подобно старой дремлющей птице. Никакой роли лжемулла в жизни ребят не играл, но словно вынули из нее какой-то привычный обязательный компонент. О бедном старике никто, наверное, за всю его жизнь с таким постоянством, ежечасно, ежеминутно не думал и не сожалел. В клубе повесили карандашный портрет, нарисованный Варей. «Здесь было его место, пусть здесь и остается», - сказала она. Улугбековича нашли, и он срочно вылетел из Турции в Ташкент. Ждали, что заедет на Шахрухию, но из Ташкента он отправился в Самарканд, тем более тело отца отправили туда, чтобы похоронить. Наверное, Шахрухия вызывала у него теперь лишь чувство ужаса и отвращения. Лерыч сказал, что жилище старика снесут бульдозером как очаг заразы.

- Надо осмотреть хижину, пока ее не разрушили, - заявил Паштет.

- Узнает Лерыч, будет крупный скандал, - предупредила Гера.

- Откуда он узнает, если мы сами не скажем? - возразила Варя.

- И то верно, - одобрила Гера, и после обеда они втроем тихонько удалились по дороге к клубу, а оттуда, проверив, не видит ли кто, в обход направились к мазару. Поначалу зашли в нежилой - новый дом, построенный Улугбековичем для отца. Существенных перемен здесь не было. Только следы милиции, производившей обыск: газовую плиту оттащили от двери и грязи нанесли.

- Ничего не пропало? - спросила Гера.

- А чему пропадать, кроме битой посуды да расквашенного телевизора?

Хижина загадочного старца стояла притихшая. На деревьях и кустарнике ни один лист не колыхался, даже курицы, что-то склевывающие в пыли у порога, не нарушали зловещей картины безмолвия и неподвижности, словно и сами были неживыми, призраками. Жутковатая аура окружала этот уголок Святой рощи. Ничего вокруг хижины не изменилось с тех пор, как они навещали ее в последний раз, но тогда она еще не была местом, где свершилось страшное преступление, где один (или не один?) человек взял на душу смертный грех, а второй испытал смертный ужас насильственной смерти.

Открыли просевшую дверь, вошли. Паштет - первым, Гера за ним, Варя осталась на пороге. В комнате, пожалуй, беспорядка поприбавилось. Грязное тряпье теперь лежало не кучами, а было разбросано по всему полу. На постели видны следы крови.

- Какая гадость! - сказала Варя. - Конечно, дом надо снести.

- Что ты хочешь найти? - спросила Гера у Паштета, ворошившего ногой кучу тряпья.

- Мало ли что… Просто хочу посмотреть. На всякий случай.

- Милиция посмотрела. Если можно было что-то найти, уже нашли.

- Не повредит взглянуть лишний раз свежим глазом.

- Воняет. - Варя брезгливо скривилась и вышла на воздух.

Курицы по-прежнему рылись у порога, слов-но с хозяином ничего не случилось. Варя думала, что с ними будет, когда развалят хижину. Надо забрать их в лагерь или отдать в кишлак. И тут она увидела, как в серой, словно пудра, пыли блеснул темно-красный лучик. В первую секунду мелькнула дикая мысль - капля крови. А какие мысли могут прийти в мрачном месте преступления? Но, разумеется, это не было кровью. Она нагнулась и подняла такую же стекляшку, как та, что Паштет нашел в могильнике, только та была матовая, будто ее потерли наждаком, а эта почти прозрачная, разве что опоясанная матовой линией. Солнце ударило в бусину, вот она и блеснула вишневым винным светом.

- Смотри-ка. - Она протянула вышедшему из дома Паштету стекляшку. - Узнаешь?

- Бусинка из могильника?

- Та у меня в лагере, в этюднике лежит. А эту я здесь нашла. - И Варя ткнула носком спортивной тапки в то место, откуда подняла стекляшку.

- А ведь это неспроста, - сказала Гера.

- Ты нырнула на самое дно моих помыслов, о мудрая, - отозвался Паштет. - Во-первых, вряд ли это стекляшки. Во-вторых, между ними есть связь. Не верю, что какая-то паломница бродила здесь и по древнему кладбищу, теряя рубины из своего ожерелья. Скорее другое. И тут ваша версия с запрятанными в банку сокровищами подходит.

- Матовый ободочек вам ни о чем не говорит? - спросила Варя. - Камни были куда-то вставлены! В кольцо, например. Ободочек - от оправы!

- Два кольца с одинаковыми рубинами? И этот - поновее.

- Он блеснул из пыли, как красное лезвие, - заявила Варя.

- Не надо тут говорить про лезвия, - попросила Гера. - И пора в лагерь, а то нас хватятся. А спорить, рубин это или стекляшка, бессмысленно, надо показать Лерычу, он определит.

- Мы ведь ту стекляшку так и не показали ему. Теперь еще одна. Придется во всем признаваться?

- У нас дома есть пасхальное яйцо из рубинового стекла, - вспомнила Гера. - Похоже на это. И цвет насыщенный, и блестит. Но если это даже рубины, то из-за них не стали бы убивать. Сейчас в магазинах есть и получше. И цены доступные.

В лагере сравнили «рубин» из могильника и от хижины Улугбека. Они были словно близнецы.

С сообщением о «рубинах» решили повременить до вскрытия погребения. Во-первых, вероятнее всего, раскопки дадут ответ, откуда стекляшки, во-вторых, убийство Улугбека отодвинется в прошлое, самой хижины уже не будет, Лерыч расслабится, отменит чрезвычайное положение в лагере и не будет ругаться, что нарушили запрет. Вот тогда и преподнесут ему сюрприз.

На другой день пришел бульдозер и повалил хижину. Все шахрухиинцы во главе с Лерычем наблюдали за этим событием. Пыль огромным серым облаком поднялась до небес, а когда стала чуть рассеиваться, ребята дружно шарахнулись в сторону. От кучи мусора, в которую превратилась хижина, расползались разноцветные двухметровые змеи.

- Не бойтесь, - сказал Рафик. - Это безвредные полозы. Они питались куриными яйцами, потому и жили здесь.

Работали с энтузиазмом, потому что хотелось побыстрее заняться погребением. Часов в одиннадцать утра, когда солнце уже вовсю жарило, со стороны лагеря показался бегущий дежурный, Абдулла. Он кричал и размахивал на ходу руками. Лерыча как ветром вынесло из раскопа.

- Что? - испуганно спросил он у задыхавшегося от бега Абдуллы. - Что случилось?

- Рукопись… Улугбека! - Кажется, Абдулла впервые потерял свое непробиваемое спокойствие. Он был похож на сумасшедшего. -Турдали-ака пришел! Вас зовет! Сегодня по радио передавали!