Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

- У каждого свои пристрастия. У нас - Ходжа Насреддин, у него - генералиссимус Суворов.

- В отличие от нас его реакции явно неадекватные, - заключил Паштет.

Суворов и остальные расспрашивали Лерыча об истории Шахрухии, и он отвечал в своей всегдашней спокойной и доброжелательной манере, давая возможность и ребятам вставить слово. Но, конечно, героем дня стал Паштет. Он старался быть скромнее, но ничего не мог с собой поделать, а тогда плюнул - может, и представился-то единственный в жизни случай побыть нескромным.

- Как же все-таки рукопись Улугбека попала в могилу? - допытывались журналисты. - Вы представляете?

- Отчего ж не представить, - ответил Лерыч. - Представить можно. Но, разумеется, это только догадка.

- Так у вас есть догадка? - удивились и возмутились ребята. - И вы молчали?!

- А что говорить, пока погребение не вскрыто? Может, мы обнаружим такое, что в корне уничтожит мою версию.

И журналисты, и ребята стали упрашивать рассказать версию и расселись вокруг Лерыча, а Суворов приготовил диктофон. Вид у Лерыча был хитрый. Он погладил свою бородку снизу вверх, выдержал театральную паузу и начал рассказ.

В последний раз прогремел барабан. Потом кожу его разорвали, палочки сломали. Никого больше не позовет на войну барабан Шахруха-счастливца! Облаченные в траур бросались на землю, посыпали себя пылью, расцарапывали бритые головы и накрывали шею войлоком. Гаухар-Шад - мать Улугбека и вдова покойного Шахруха, надела синие одежды, лицо чернила, волосы рвала, но душу ее снедала не скорбь, а неуемное желание власти. Она мечтала посадить на престол своего воспитанника, любимого и послушного внука - Алауд-дуалу.

Как и после смерти Тимура, претендентов на трон нашлось много, но султан Улугбек, единственный из оставшихся в живых сыновей Шахруха, старший в роду, полагал, что империя по праву принадлежит ему. Так ввязался он в борьбу за наследство со своей матерью и племянниками. В то время у Улугбека было два взрослых сына: Абдул-Латиф и Абдул-Азиз.

Старший, Абдул-Латиф, воспитывался в Герате, у бабки Гуахар-Шад. Царевич был умен, смел и крайне честолюбив. Его младший брат Абдул-Азиз остался при дворе Улугбека, в Самарканде. Этот был болезненным и не совсем полноценным умственно. Почему Улугбек питал привязанность к безвольному, избалованному, никчемному сыну? Может, потому что тот был младше и рос на глазах? А бывает, родители больше любят и жалеют неудачных и больных детей, чем удачных и здоровых…

Абдул-Латиф знал, что отец предпочитает ему дурачка. А у бабушки любимцем был его двоюродный брат Алауд-дуала. Обделенный любовью Абдул-Латиф страдал от ревности, жаждал власти, подвигов и почета. Тем не менее после смерти деда Абдул-Латиф с мечом встал на сторону отца. Тогда он хотел видеть его главным властителем, а себя - гератским.

Борьба шла с переменным успехом. Но кроме претендентов на престол, у Улугбека был еще один могущественный враг - церковь. Шли по дорогам несчастной Тимуровой империи оборванные шпионы-дервиши, собирая в плошки из выдолбленных тыкв милостыню и распуская страшные слухи про безбожника и колдуна Улугбека. А шейхи успешно сеяли вражду между сыном и отцом. И Улугбек допускал ошибку за ошибкой. В сражении под Гератом Абдул-Латиф сыграл решающую роль, однако победителем Улугбек провозгласил младшего сына. Еще больше он оскорбил Абдул-Латифа, когда в завоеванном Герате не отдал принадлежащих ему ценностей. Сам Улугбек собирался в Самарканд, оставлял гератским наместником старшего сына, но почему-то позволил своему войску грабить город и всячески показывал народу, «кто в доме хозяин». При Шахрухе к Абдул-Латифу относились с большим почтением, чем теперь.

Не успел Улугбек дойти до Самарканда, а Герат уже был в руках Алауд-дуалы и его бабки-интриганки. Абдул-Латиф смертельно обиделся, что Улугбек не бросился к нему на помощь, а отдал во владение другую область - словно кость кинул. Абдул-Азиз меж тем сидел на золотом тимуровом троне в Самарканде! Капля за каплей полнилась чаша обид Абдул-Латифа, пока не пошел он с войском на родного отца.

Три месяца стояли Улугбек с сыном друг против друга на берегах Амударьи, но переправиться через реку и нанести удар никому не удавалось. Неизвестно, чем закончилось бы все это, но подоспело известие о восстании в Самарканде, которым бездарно управлял младший сын. Улугбек был вынужден вернуться, а Абдул-Латиф со своим войском переправился через реку и уверенно устремился следом, занимая встречные города. Когда Улугбек навел дома порядок, назначил временного начальника, забрал младшего сына и пошел на Абдул-Латифа, тот уже был под Самаркандом. Здесь Улугбек потерпел окончательное поражение и бежал в Самарканд, где нашел запертые ворота. Тогда вместе с Абдул-Азизом и несколькими верными нукерами он поскакал в Шахрухию. Но и тут-ждала измена. Выбора не оставалось: Улугбек решил добровольно следовать в Самарканд.

Сорок лет он правил Мавераннахром, и была страна цветущим садом, а столица - Жемчужиной Вселенной! Все это в прошлом, и горечь потери велика. Предательство сына, как и его снисхождение, пережить трудно. Но он смирится, и остаток дней проведет в научных беседах, чтении и наблюдении за звездами, за вечным и прекрасным их движением по куполу неба.

Предполагал ли Улугбек, что проститься предстоит не только с властью? Закрадывалась ли такая мысль в его голову? Мучили ли его страшные подозрения?

А теперь внимание! История кувшина начинается здесь, у ворот Шахрухии. Сейчас Улугбек повернет в Самарканд. А пока, велев слабоумному сыну и нукерам скакать вперед, он задержал одного, самого преданного, и вручил ему спрятанную под халатом рукопись, обернутую в тонкий шелк цвета чайной розы. Это было последнее, что он писал в Самарканде и, отправляясь в поход, захватил с собой. Улугбек сказал нукеру:

- Сын мой, спрячь эти бумаги, чтобы никто до них не добрался. Это самое ценное, что у меня осталось. Поклянись, что исполнишь.

Нукер поклялся Аллахом, взял у господина рукопись и уже развернул коня, когда Улугбек окликнул его.

Дорогой пояс с золотой пряжкой и соболья шуба Улугбека пропали где-то в дороге. Но на голове была бобровая шапка, отделанная дорогими каменьями. Он стал отрывать камни, и золотая нить, которой они были пришиты, резала ему пальцы. Словно горсть пурпурных ягод, ссыпал он в ладонь нукера индийские рубины, стегнул коня и исчез за холмами.

Нукер поскакал вдоль городской стены и вскоре увидел на тропе босого мальчишку, идущего с кувшином по воду. Мальчишка испугался, но деться было некуда: всадник в суконном чекмене преградил ему путь.