Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

- Что передавали? Можешь толком сказать?

- В кувшине была рукопись Улугбека! Турдали-ака вас ждет!

- Почему Улугбека? Как так? - ворчал сам с собой Лерыч, но было видно, что он сильно взволнован. - Откуда?

Он хотел взять в лагерь только Паштета, но возмущенный Лева что-то бурно доказывал, пока Лерыч не сдался.

- Собирайтесь все, - скомандовал он и пошел быстрым шагом вперед. Скоро вдогонку уже мчались остальные. А Паштет словно летел, не чувствуя тяжести своего тела.

- Откуда рукопись Улугбека могла взяться? - машинально повторял Лерыч. - Ты понимаешь, Паша, что это значит? Что значит найти рукопись Улугбека? Если это так… Ведь не в лондонском Британском музее нашли и даже не в вашей петербургской Публичной библиотеке… На Шахрухие! Какая-то фантастика!

И вдруг Паштет испугался - это шутка!

- А не мог Турдали-ака пошутить? - обеспокоенно спросил он, но Лерыч был так погружен в свои мысли, что не слышал. Паштет бежал за ним и думал, как же мало надо, чтобы взлететь под облака, но так же мало, чтобы и упасть с этой верхотуры. «Пусть это будет правдой, пусть это будет…» - повторял он про себя.

Турдали-ака сидел за столом с Марьей Ивановной и пил чай.

- Что там за рукопись? - спросил Лерыч, пожимая руку директору школы.

- Радио надо слушать, - ответил Турдали-ака, хитро посматривая на Лерыча с ребятами и улыбаясь. - Впрочем, я и сам его не слышал. Звонили из Самарканда. Ждите гостей.

- Не томите, - попросил Лерыч. - В чем дело?

- Считают, что это кусок предисловия к «Звездным таблицам» Улугбека. Или послесловия. И сомнений в том, что писал Улугбек, вроде бы нет. Разумеется, надо все как следует перевести, расшифровать, исследовать. Там какой-то винегрет из историко-географических сведений, математики и всяких поэтических вольностей, О Самарканд, Центр Вселенной…

Валерий Иванович обернулся к Паштету и, взяв его руки в свои, прочувствованно сказал:

- Поздравляю тебя, Павел. Любой археолог с именем был бы счастлив подарить науке твой кувшин.

Паштет стоял в оцепенении, будто в зеленоватую воду Сырдарьи нырнул. Голоса отдалились, а он погрузился в счастливое блаженное состояние.

Мальчишки присмирели, а Лева сказал:

- Вот ведь Паштет! Провалился в могилу рядовым раскопщиком, а вылез знаменитостью. Кто завидует, пусть признается.

- Я, - первым заявил Марат с мечтательно-печальной улыбкой.

И все сказали: «Я», «А я очень-преочень», - сказал Рафик с такой простодушно-наивной миной на лице, что все засмеялись.

- Почему это был не я?! - взвыл Лева, изображая, что рвет на голове курчавую светлую шевелюру. - Пашке все равно, а мне поступать в университет!

- Может, и поступать не пришлось бы. За-валило бы в могиле - и каюк, - подсказал Рафик. - А может, ты и кувшина бы не взял.

- Я его по глупости прихватил, - сказал Паштет. - Пристегнул к штанам, а потом уже не мог отстегнуть, руки были заняты. А он мне очень мешал.

- Если бы ты его не взял, погребение законсервировали бы, и рукопись осталась бы там, - объяснил Лерыч. - А про каких гостей вы говорили, Турдали-ака? Кто приедет?

- Какие-то телевизионщики и журналисты. Ждите завтра после обеда, так просили передать.

Поскольку утром из-за сообщения Турдали-ака не доработали положенного времени, решили выйти на городище к вечеру и приготовить для гостей сюрприз. Работа отряда Абдуллы над гончарной мастерской как раз подошла к концу. Мастерская была самая обычная: место для гончара, суфа, а вот печь оказалась уникальной. Она была целиком заполнена обожженной керамикой. Валерий Иванович очень интересовался этой печью и сам помогал копать.

Решили оборудовать печь в таком виде, как это было при гончаре. В ее чаше по кругу вставлялись глиняные штыри, на них лежали полочки из глиняных перекладин. На перекладинах за крючки-коромыслица подвешивались кувшины, чираги, все, у чего были ручки, и ставились стопками касы и ляганы. Для того чтобы глазурь одной плошки не прилипала к донцу другой, между ними клали трехлопастные керамические распорки.

Конечно, далеко не вся керамика осталась целой, но постарались: собрали, склеили, сложили, расставили. Когда все было готово, глянули и ахнули, так здорово получилось. Будто загрузил гончар печь для обжига, а сам вышел… на шестьсот лет.

На другой день прикатили на автобусе два телевизионщика из Ташкента, фотокор из «Правды Востока» - молоденькая девушка Лиля и какой-то их гость из Москвы, не имеющий отношения ни к телевидению, ни к газетам, ни к истории. Также приехал журналист из Самарканда на своей машине и местный, из районный газеты, - на рейсовом автобусе.

Гостей торжественно повели на городище. Ребят немного обидело, что убийство Улугбека их интересовало явно больше, чем раскопки, а печь произвела далеко не тот эффект, что на них самих. Разумеется, одно дело день за днем на жаре и в пыли раскапывать такую печь, знать о давней жизни Шахрухии и работе гончара, любить все это, другое - взглянуть сторонним взглядом. Только самаркандский журналист по фамилии Суворов, стоя над ямой, театрально воздел руки и вскричал: «Господа офицеры - какой восторг!»

- Какой пошляк, - возмутилась Гера.

Вскоре не очень приятное впечатление было забыто. Ребят снимали в яйцевидных углублениях печей, где они изображали работу, купающимися в Сырдарье, а еще в камералке. Снимали и городище, и лагерь. Телевизионщики привезли с собой ящик помидоров и засняли, как Гера с Рафиком режут их для салата в большой таз. Обедали весело. Потом мурыжили Паштета расспросами, как он провалился, как нашел кувшин и выбрался. Специально для гостя из Москвы Рафик притащил скорпиона и пустил ползать по столу. Суворов проявил большое мужество, со словами: «Пуля - дура, а штык - молодец!» - он взял скорпиона в руку таким способом, каким показал ему Рафик. Потом подошла фотокор Лиля и стала визжать, хотя никто на нее скорпиона не напускал. Рафик убрал насекомое в спичечный коробок, а Лиля передергивалась и восклицала:

- Какая гадость! Прозрачный, да еще и с клешнями! У меня даже гусиная кожа! Не могу!

- Он как светлый янтарь, - мечтательно произнес Марат, чтобы поддразнить девушку.

- Ничего омерзительнее представить невозможно! Много их здесь? Как вы можете тут жить?

Рафик только презрительно пожал плечами и унес скорпиона, а Лерыч ответил:

- Все живы. А местные ребятишки босиком бегают.

- При заряжении ружья - приклада на землю отнюдь не ставить! - строго сказал Суворов.

Паштет еще до обеда спросил у Лерыча, почему журналист так странно выражается. Лерыч объяснил, что тот цитирует своего великого однофамильца - генералиссимуса, который написал книжку о том, как обучать солдат и воевать. «Наука побеждать» называется.