Наталия Соломко - Пожарный кран № 1

Он открыл глаза и улыбнулся Аньке. И подумал: «Надо менять работу. А то, и вправду, помру однажды у них на глазах…»

Анька ревела уже в голос.

— Да не помру, не помру, — пообещал Михаил Павлович, прислушиваясь, как боль отпускает понемножку. — Подожду уж, пока ты вырастешь.

Анька стихла.

— А потом? — спросила она настороженно.

Михаил Павлович молчал. А что он мог ответить?

— Ну, потом… — вздохнул он печально. — Суп с котом!

И Анька снова отчаянно заревела.

— Не хочу! Не хочу! Не хочу! — твердила она. — Хочу, чтоб вы были всегда!

— Ну перестань, — попросил Еремушкин. — Ревушка… Прилично разве ходить мне в мокром пиджаке? Ладно, никогда не умру.

Они долго сидели рядышком в меловом кругу под краном: Михаил Павлович — приходя в себя, а Анька — уткнувшись носом ему в плечо и тихонько всхлипывая.

— Очень больно? — спросила она шепотом.

— Терпимо.

— А тукает?

Михаил Павлович расстегнул пиджак, прижал Анькину ладошку к груди.

— Тукает! — успокоилась Анька. — А когда оно болит, то это как?

— Коленки разбивала?

— Ну.

— И как?

— Сначала — очень больно. А потом — саднит только.

— Вот и у меня, — сказал Михаил Павлович, — саднит только…

— Ну, а кровь? — спросят некоторые, не очень догадливые.

На это надо ответить:

— Ну а Вовка? Забыли вы разве про него?!

Вовка едва дохромал до переодевалки, плюхнулся на диван и, шипя от боли, закатал штанину.

— Здоровски! — сказал Балабанчик с восхищением и жалостью. — Кто тебя?

Вовка вкратце изложил.

— Как же ты теперь Горыныча играть будешь? — озаботился Васька. — Там вон сколько бегать и прыгать надо! А у тебя кровь все идет… Гляди, весь пол закапал!

Вовка и сам не знал, что делать. А больно было ой как!

— День какой-то, — вздохнул Васька, — непутевый! Всем не везет. И Анька пропала…

— Ка-ак? — раскрыл глаза Вовка. — Ку-куда?!

— Никто не знает! — таинственным шепотом доложил Балабанчик. Ищем-ищем! Даже директор этим делом занимается. Только пока ничего.

В ответ Вовка сказал речь: мучительно застревая на каждом слоге и половину не договаривая, он ругал Ваську и весь Дом пионеров, будто это они были виноваты.

— Мо-о-может, она ле-ежит где и у-у-у-у… Я по-о-ойду ее и-и-и-и…

— Куда ты пойдешь? — махнул рукой Балабанчик. — Погляди на себя!

— Пойду! А вы-ы все-е…

— Живо одевайся! — крикнул Мотя, влетая, и замер. — Это что?

— Ни-и-ичего! — сердито крикнул Вовка. — Анька где-е?

Мотя вздохнул.

— Еще не нашли.

— Я и-и-искать по-по…

— Васька! — хмуро решил Мотя. — У тебя сегодня бенефис! Будешь играть Горыныча! А ты — сиди, я тебя «зеленкой» помажу! И забинтовать надо. Только чтоб Михаил Павлович не увидел.

Мотя унесся за медикаментами. Вовка, насупленный и тревожный, наставлял Балабанчика:

— Бе-бе-береги хвост! Оборвут.

Это было главное в роли Змея Горыныча. Слов у Вовки почти не было, зато какой у него был хвост!

Будь проклят тот художник, который его придумал! Ему, видно, и в голову не приходило, сколько мучений придется вынести бедному чудищу из-за этого хвоста.

Частенько уже перед самым выходом на сцену обнаруживал его горемыка Горыныч привязанным к ножке рояля… А когда выбегал он на сцену и извергал пламя, мальчишки из балета тишком утягивали хвост в кулисы и цепляли за гвоздик, нарочно вбитый там для этой подлой цели. А ежели у тебя хвост зацеплен за гвоздик, какой же ты Горыныч? Никакой! Одни слезы. Потому что в самый разгар боя либо хвост у тебя оборвется на радость всему зрительному залу, либо сам ты грохнешься.

«Горыныч, на выход!» — командовал дежурный режиссер.

Вовка напяливал огнедышащие головы и, нервно прижимая к груди свой многострадальный хвост, с ревом устремлялся на сцену. «Огне-ем спа-алю-у!» — жутко выл он. Юные зрительницы при этом вжимались в кресла, а дошкольники начинали плакать и проситься домой… Вовка же, занимаясь всевозможной разрушительной деятельностью, ни секунды не был спокоен, косил глазом в кулисы, где слонялись в ожидании своего выхода мальчишки из балета. А вероломный Добрый Молодец, войдя с ними в сговор, нарочно загонял Вовку на опасное пространство возле гвоздика!

Самое обидное было вот что: этого хилого Доброго Молодца Горыныч Вовка мог положить на лопатки мизинцем левой руки. Но по пьесе положено было ему погибнуть трусливо и бесславно — и Вовка погибал… И, уже распластавшись по сцене без признаков жизни и выключив лампочки во всех трех головах, он с тоской наблюдал, как нахальные танцоры, пользуясь его мертвой неподвижностью, ползут по-пластунски среди ватных сугробов, чтобы завязать хвост тройным морским узлом… Придется, ох придется Вовке распутывать его весь перерыв!

В общем, одно название, что Горыныч, а если разобраться, такой же бедолага, как все.

Как известно, Мотя отправился за медикаментами, чтобы перевязать раненого Вовку, но на полдороге его нагнал Айрапетян:

— Тебя к телефону срочно!

Звонила младшая сестра Светка.

— Шлушай, Мотька, — сказала она. — К нам шейчаш приходила тетенька иш школы и тебя шильно ругала…

Мотя замер.

— Шлышишь? — спросила Светка.

— Слышу…

— А мама ей шкажала, что она на тебя вли-я-ни-я не имеет. Вы, шкажала, шражу идите в этот их театр и жалуйтешь там, а меня он не шлушаетша…

— А она? — напряженно поинтересовался Мотя.

— Я ж тебе то и жвоню, што она к вам идет… Ты шкорее шпрячьша!

Пятилетняя Светка была верным Мотиным другом, всегда за него заступалась.

— Спасибо, Светлана, — удрученно сказал Мотя. — Что же делать?

— Шам виноват! — ответила Светка. — Жачем влюблялша и жапишки на уроке пишал?!

Мотя вздохнул и положил трубку. Ужасный, ужасный был день! Только этого еще не хватало: классная руководительница идет в Дом пионеров жаловаться. И именно тогда, когда решили Михаила Павловича не волновать.

Мотя хорошо знал свою учительницу и понял отчетливо: Михаила Павловича надо спасать!

Но как?

Вовка, прихрамывая, брел по коридорам. Пропала Анька… Куда? Почему? Где ее искать? Непонятно… Но Вовка Гусев — настоящий друг, он облазает весь Дом пионеров, он найдет ее! И вдруг он стал как вкопанный.

Окно! Окно-то усатому незнакомцу он позабыл открыть! Сколько уж времени прошло, поди, он там уж к лесенке примерз!

Скорей! Вовка захромал, заспешил…

За его спиной вдруг послышался торопливый топот. На всякий случай Вовка свернул в соседний коридор и вжался в стенку: Мотя не велел ему попадаться никому на глаза, чтоб не обнаружили подмены.

Мимо промчался директор Дома пионеров и скрылся в дальних коридорах. «Ну и ну! — удивился Вовка. — Куда это он? Будто гонится за кем-то…»