Роберто Сантьяго - Загадка спящих арбитров

– Я не понимаю, о чём вы говорите, сеньор полицейский.

Если честно, у нас всех челюсти упали от происходящего.

ГОРДИЛЬО? НО КАК? И ПОЧЕМУ?

– У вас нет доказательств, – сказал Гордильо.

Тогда мой отец подошёл к нему почти вплотную и сказал:

– Когда вчера вечером мой сын Франциско высказал предположение, что всё это мог сделать только тот, кому это выгодно, я решил, что Чакон – слишком очевидная версия. Как, впрочем, и Херонимо Льоренте. И тогда я подумал: а что было общим для этих трёх случаев. А точнее – кто? Запасной судья! Неуклюжий мальчик с видом ботаника, который пользовался неудачами своих коллег, чтобы судить матчи. Хотя на самом деле была вовсе не его очередь.

– У вас нет доказательств, – не сдавался Гордильо.

– Не знаю, известно ли вам, но Гордильо очень сильный студент, – добавил отец.

– И горжусь этим, – не удержался Гордильо. – Я на четвёртом курсе химического колледжа, и у меня блестящие оценки.

– Очень хорошо, – сказал отец. – Вот вам характерный пример честолюбия Гордильо. Очень, кстати, для нас полезный.

Всё сходилось: Гордильо учился в химическом колледже! Идеальная специальность, чтобы создать вещество, которое усыпит судей.

– Сначала я подумал, что благодаря своим знаниям в химии он сделал снотворное, которое не оставляет следов и не наносит вреда здоровью, и добавил его в воду, – продолжал отец. – Но он знал, что его раскрыли. Поэтому он использовал вот это.

И отец продемонстрировал всем кусок мыла.

Мыло?

Люди на трибунах снова начали переговариваться. Все встали, чтобы хорошенько разглядеть вещественное доказательство.

Отец демонстрировал свой трофей с такой нескрываемой гордостью, словно он был тореадором, мыло – ухом поверженного быка, а наш стадион – ареной для боя быков.

Затем он объяснил, что благодаря помощи Раду, работника поля, он смог узнать, что кто-то поместил кусок мыла в раздевалку арбитра.

– Этим утром я провёл анализ образца в лаборатории, и знаете, Гордильо, что обнаружили специалисты? Неизвестную разновидность барбитала, которая не оставляет следов в организме, но оказывает немедленное действие при попадании на кожу, – сказал отец.

Гордильо накачал судей мылом! Всё сходилось. Гордильо был помешан на химии. И создал продукт, который усыпляет судей через мыло.

– Ты, Гордильо, настоящий гений, – сказал мой отец.

– А ещё я хороший арбитр! – начал выступать Гордильо. – Вы все это видели! Не знаю, почему лига меня отстранила! Весь год оставаться запасным судьёй, хотя я знаю о футболе больше, чем все эти болваны, которые работают судьями каждые выходные!

– А это-то тут причём? – спросил Томео.

– Притом! Потому что на ваших глазах творилась настоящая несправедливость! – в голосе Гордильо послышались истерические нотки.

Тогда встал Льоренте и объяснил, что окончательные решения по назначению и отстранению судей принимает независимый комитет. И что всё дело в результатах физических и психологических тестов.

– Послушай, Гордильо, в физических испытаниях ты был совсем плох, – сказал Льоренте.

Всё поле.

Зрители.

Игроки.

Тренеры.

Абсолютно все уставились на Гордильо.

На запасного судью, который усыпил своих коллег, чтобы получить возможность судить. Чтобы получить свою минуту славы.

– Чего вы ждёте? – обратился Гордильо к репортёрам. – Вы уже можете взять у меня интервью. Эти недели вы зря тратили своё время на спящих судей, которые ничего не знают, вместо того, чтобы брать интервью у меня, единственного главного героя всей этой истории.

Похоже, Гордильо нравились интервью и фотосессии. Он не просто хотел быть арбитром. Не меньше этого он мечтал прославиться.

– Может быть, однажды ты станешь известным химиком, – сказал отец, – но твоя карьера арбитра только что закончилась. Ты задержан.

Мой отец и два других полицейских, присутствовавших на поле, схватили Гордильо и посадили его в машину. Во время задержания тот кричал, что в лиге нет арбитра лучше него. И что он ещё обязательно будет судить.

– Те, кто хочет взять у меня интервью, могут отправиться в полицейский участок прямо сейчас! – выкрикнул он перед тем, как дверь полицейской машины захлопнулась.

Прежде чем садиться в автомобиль, мой отец пожал мне руку на глазах у всех.

– Поздравляю, Франциско, – сказал он. – Благодаря тебе и твоим друзьям нам удалось раскрыть дело. Если бы не ваша настойчивость, мы, скорее всего, не стали бы продолжать расследование.

А потом он сел в машину и под звук полицейской сирены покинул поле. Вместе с Гордильо, салютовавшим из окна автомобиля, как поп-звезда.

– И что теперь? – спросил Камуньяс.

Мы все задавали себе этот вопрос. Что теперь будет с игрой? Слово взял Льоренте:

– Поскольку у нас нет ни судьи, ни запасного судьи, матч будет приостановлен до дальнейшего уведомления.

То есть как это приостановлен? Но мы играли на вылет!

– Всему своё время, – сказал Льоренте.

Но на этом всё не закончилось. Ну, то есть игру, конечно, приостановили. Но тем утром на футбольном поле произошло ещё нечто ужасное. Кое-что куда более серьёзное, чем спящие судьи. То, что я никогда не забуду. Худшее, что случилось со мной за всю мою жизнь.

Я уже говорил, что, благодаря спонсорам, на поле появилось новенькое видеотабло.

Огромное видеотабло. До сих пор на нём высвечивались результаты матча и голы. Ну, и ещё реклама, конечно. Но в тот момент на нём появилось кое-что совсем другое.

Стоило моему отцу уехать, как табло начало моргать, покрываться помехами. И наконец на экране, один перед всем миром, возник человек. И этим человеком был Пакет. То есть я.

Кто-то нажал кнопку воспроизведения на табло, и я заговорил, глядя в камеру:

– Алёна очень... очень красивая девочка и хорошая, и она отлично играет в футбол... и мне... ну... мне она нравится... Не то, чтобы... но нравится... и этой ночью у меня свидание с ней на футбольном поле, из-за чего я немного нервничаю. Так сойдёт?

Я думал, что упаду в обморок прямо там, посреди поля. Все, кто был в тот момент на поле, начали смеяться. Точнее, все, кроме двоих. Громче всех смеялся, конечно, мой брат Виктор. Это он выложил видео.

Брат стоял прямо под видеотабло. И надрывался так, будто это была лучшая шутка в истории.

Впрочем, со стороны казалось, что так оно и было: смеялись больше тысячи человек. Даже моя мама. А потом все начали кричать:

– Ещё! Ещё! Ещё!

И мой брат снова включил видео.

– Алёна очень... очень красивая девочка и хорошая, и она отлично играет в футбол... и мне... ну... мне она нравится... Не то, чтобы...

но нравится...

Потом он перемотал запись на начало и запустил снова.

И так четыре раза. Это было как замедленное воспроизведение игры. С той лишь разницей, что игрой был я сам, с лицом полнейшего дурака говорящий, что мне нравится Алёна. Чем больше люди смотрели эту позорную запись, тем больше они смеялись. Алёна посмотрела на меня и тоже расхохоталась. Даже Грустный начал хихикать.