Анна Дубчак - Где ночуют призраки

Горностаев поднял голову и увидел стоящего на лоджии сына. Тот махал ему рукой. И вдруг как закричит:

— Они здесь! У нас!

Он не поверил своим ушам. Извинившись перед теми, кто уже окружил его, кинулся в подъезд. Возглас Сергея услышали и те, кому непосредственно было поручено освободить таксидермистов.

Поэтому в лифт набилось довольно много народу.

— Сергей сейчас находится в квартире нашей знакомой, она временно не живет там… Но мне не верится… Как-то все это не укладывается в голове, — бормотал он, словно заранее извиняясь перед своими коллегами за недоразумение.

Ты недооцениваешь ребят, — сказал кто-то. — Они же живут здесь, это их двор, так почему же ты не допускаешь мысли о том, что они способны пробраться в подземелье? Кстати, там, за гаражом, мы нашли в кустах одного типа. Он сейчас в отключке. Но по нашим данным, его разыскивают уже двенадцать лет. Убийца со стажем. Юрий Власенков.

Лифт остановился, все вышли на лестничную площадку, где их уже поджидал Сергей. В квартире увидели измученных женщин, которые немного погодя представились:

— Полушкина Нина Петровна.

— Родионова Ирина Владимировна.

— Боброва Татьяна Николаевна.

— Смолкина Вера Львовна.

— Сторжева Анна Михайловна.

Когда Маша пришла в себя в следующий раз, ее лицо осветила улыбка: «Приснится же такое…»

Она сразу открыла глаза, но, как и в первый раз, увидела над головой ненавистную физиономию Атаева.

— Очнулась? Выходи. Так и быть. А то еще окочуришься.

Он подал ей руку, и Маша, не чувствуя своего тела, выкарабкалась наверх.

Да, она не ошиблась. Они находились в теплице. Лицо Атаева было несколько растерянным:

— Что-то отца долго нет.

— А он знает, что я здесь?

Так его человек и привез нас сюда. А дядя Юра должен был отвезти этих баб через подземный ход к стадиону. Там его будет ждать машина.

— Кирилл, ты вообще-то понимаешь, что вы с отцом натворили? Ведь его рано или поздно поймают…

— Вся наша жизнь — борьба, слыхала? Мой отец борется всю жизнь с нищетой и бездельниками. Ты думаешь, что все это, — он обвел рукой теплицу, — можно построить на зарплату? Или у нас была бы большая квартира, которую он сделал из трех, расположенных на нашем этаже? Да если хочешь знать, мой отец родом из бедной семьи. И он еще в детстве, вот когда был таким же, как и я, дал себе слово добиться успеха во всем. Он шел к этому всеми доступными и…

— … недоступными способами, хочешь сказать?

— Вот именно! И если бы не это, я бы побирался сейчас, как Гришин. Но ведь и Макс ест колбасу на деньги, которые он зарабатывает именно у моего отца. Работа пустяковая: принеси-отнеси. А платит ему отец приличные «бабки».

— Я знаю, что приносит и уносит Гришин. Это он таскает еду женщинам, а уносит и вываливает в мусорные баки куски мяса зебры…

— Считай, что у него больше нет работы…

— Послушай, Кирилл, да очнись ты! — Маша потрясла его за плечи. — Какая работа?

О чем ты, если сейчас в подземелье освобождают ваших пленниц, а твоего отца наверняка арестовали и повезли в Бутырку? Думаешь, мои родители бездействуют? Ты их просто не знаешь! Никита знает, где я была, и догадывается, что меня могут прятать только здесь, на вашей даче… Ты думаешь, почему я отсюда сбежала? Да потому, что когда ты меня бросил, умчавшись на мотоцикле, я набрела вот на такую же теплицу. И я почувствовала запах супа. Противного супа, который вы варите для своих рабов. Я же не слепая, я сразу поняла, что на вашей даче трудятся десятки людей. Ты оглянись, какая кругом красота…

Она замерла, вдыхая чудесный запах свежих гвоздик, которых здесь, в теплице, было тысячи… Их кроваво-красные густые соцветия составляли такой контраст всему, что творилось в душе стоящего перед ней подростка с красивым именем Кирилл, что Маша даже зажмурилась, в который раз мечтая открыть глаза и оказаться у себя дома.

—… такая красота, — продолжила она, — но создана она ценой страданий многих людей. Они тоже хотят жить по-человечески, и, если они приехали в Москву на заработки, значит, их заставила жизнь.

— Будь они поумнее и посильнее духом, уж давно выбрались бы отсюда, — неожиданно сказал Кирилл. — Но это люди низшего сорта. Так говорит мой отец.

— А что говорит твоя мама? Она такая же жестокая, как и ты?

— Моя настоящая мама давно уехала из Москвы. Отец ее выгнал. А та, что живет с нами, никакая мне не мать. Ладно, хватит говорить. Пошли отсюда. Ты-то не из их породы, — он кивнул куда-то вниз, судя по всему, имея в виду своих рабов. — Так что пользуйся моей добротой…

Они вышли из теплицы и направились к дому.

Сад, залитый лунным светом, представлял собой потрясающее зрелище. Круглые клумбы между деревьями, белые скамейки, голубые шелестящие над головами кроны яблонь и вишен… И как дворец возвышался перед ними дом. Дача Атаевых.

— Если хочешь, то пойди в дом, отдохни. Я тебе приготовлю что-нибудь попить. Сейчас приедет отец. И если ты обещаешь молчать про то, что я тебе сейчас сказал, то уйдешь отсюда живой…

Маша поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Атаев-старший, видно, так обработал ему мозги, что никакая логика и здравый смысл не сможет поколебать убежденности в своей правоте и безнаказанности.

— Хорошо. Я буду молчать. Между прочим, я проголодалась. Там, в саду, я видела мангал, мы проходили мимо. По-моему, там торчали шампуры с мясом, а?

— То-то, — хмыкнул Кирилл. — Я знал, что не ошибся в тебе… Я мигом. Только свет не включай. Ни к чему это.

А Маша, взглянув в окно, подумала, что с больной ногой она и на мотоцикле далеко не уедет.

Однако, когда за Кириллом закрылась дверь, она на одной ноге допрыгала до холла, нашла в темноте телефон и, с трудом различая при лунном свете цифры, набрала номер домашнего телефона. Трубку быстро взяла мама. Наверно, она весь вечер ждала этого звонка.

— Мама, ты только не переживай. Я на даче у Атаевых. Это на Николиной горе. У него много теплиц, думаю, что их участок на окраине, сразу после леса, я не очень хорошо ориентируюсь.

— Машенька, доченька, что же это все напасти-то на тебя? Тебя не били?

— Нет, мам, не били…

— А тот, что в милицейской форме был, на самом деле милиционер?

— Нет, мам, не думаю… Мы здесь с Кириллом. Он странный, но будем надеяться, что ничего страшного со мной не сделает… Приезжайте поскорее.

— А ты знаешь, что этих женщин… что в подземелье… освободили?

— Да? Вот это здорово, даже не верится… ну все, мам, я не могу больше говорить… — и Маша, сглотнув слезы, положила трубку.

Когда вернулся Кирилл, она уже взяла себя в руки. Больше того, ей даже удалось проглотить несколько кусков шашлыка.

А чуть позже, когда они с Кириллом все-таки включили свет и начали играть в карты в «дурачка», ей вдруг подумалось, что не Кирилл виноват в том, что стал таким.