Питер Акройд - Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

Как писал один из придворных осенью 1599 года, «время крайне опасное, ибо главы обеих фракций сейчас здесь, и не знаешь, как себя с ними вести. За тобой наблюдают тысячи глаз, следят за каждым твоим шагом — как же счастливы те, кто живет вдалеке отсюда». Тот же самый Уайт назвал имена главных членов группировок. На стороне сэра Роберта Сесила были графы Шрусбери и Ноттингем, а также лорды Говард и Кобэм вместе с сэром Уолтером Рэли и сэром Джорджем Кэрю. Эссекса поддерживали графы Саутгемптон, Вустер и Ратленд, лорды Маунтджой и Рич. Можно предположить, таким образом, что способность королевы держать в руках бразды контроля над придворной жизнью была не столь сильна, как прежде. Придворные уже не составляли единое целое, повинующееся ее воле.

К началу 1600 года атмосфера при дворе начала накаляться. Кто-то нацарапал на двери Сесила: «Здесь живет Жаба». Сэр Уолтер Рэли написал Сесилу, убеждая его не быть «снисходительным» к Эссексу. «Чем меньше Вы оказываете ему почтения, тем меньше вреда причинит он Вам и друзьям Вашим; а ежели он потеряет расположение ее величества, то вновь опустится до заурядного простолюдина…» Эссекс, в свою очередь, сетовал в письме Елизавете: «Как если бы меня швырнули в угол, подобно мертвому телу, меня гложут и терзают самые презренные существа на этой планете». После того как в феврале вместо Эссекса в Ирландию отправили Маунтджоя, Фрэнсис Бэкон дискутировал с королевой, убеждая ее, что его господин лучше всех подходил для этой службы. «Эссекс! — воскликнула она. — Когда я отправлю Эссекса назад в Ирландию, я выйду замуж за тебя . Скажи мне об этом».

В июне 1600 года в Йорк-Хаус собрался суд по особым делам для рассмотрения дела графа Эссекса. Его попросили встать на колени в дальнем конце стола, за которым сидели советники; через какое-то время ему предоставили подушку; затем разрешили прислониться к шкафу и в конце концов позволили сесть на табуретку, а шляпу положить на пол позади себя. Один придворный вспоминал, что «в высшей степени печальное и жалкое зрелище видеть вчерашнего баловня судьбы, не удостоенного сегодня и малейшей чести, коей он прежде был одарен в избытке. Многие из присутствующих ударились в слезы при виде столь унизительного падения».

Эссекса обвинили в «дерзком и вопиющем невыполнении распоряжений и ненадлежащем руководстве» в Ирландии; с него сняли клеймо предателя, однако признали виновным в «невыполнении распоряжений королевы». Вслед за тем его отстранили от своих обязанностей и приказали оставаться под домашним арестом на усмотрение ее величества. Казалось, теперь его единственная судьба — пребывать в отставке до самого конца правления королевы. На совет своего сторонника попросить у Елизаветы прощения граф ответил, что его враги «никогда не потерпят, чтобы я искал ее благосклонности». Когда во время бала тем летом одна из фрейлин выбрала роль «Привязанности», Елизавета сказала ей: «Привязанность! Привязанность — это выдумка». Примерно в то же время приказом тайного совета были изъяты из обращения все гравюры с портретами Эссекса и других вельмож. Последовало распоряжение, запрещавшее впредь «свободную продажу гравюр и эстампов с портретами любого дворянина или другого человека».

В Михайлов день, в самом конце сентября, закончилась лицензия Эссекса на таможенную выручку от ввоза сладких вин; королева не стала ее продлевать, тем самым лишив графа значительной статьи дохода. Как сообщалось, Елизавета заявила: «Строптивого коня лишают фуража, чтобы стал послушнее да покладистее». Эссекс сильно задолжал кредиторам, и они могли в любую минуту потребовать возврата долга у любого из его слуг. Графа охватило бешенство, и он, по словам Харрингтона, «ударялся то в тоску и раскаяние, то в гнев и мятежное негодование — да так внезапно, что, кажется, здравый смысл покинул его…».

Со словом «мятеж» шутить было опасно. Эссекс написал Якову VI Шотландскому с предложением объединить усилия и изгнать из Англии Роберта Сесила и Уолтера Рэли; он сообщил королю Шотландии, что «со всех сторон меня просят положить конец злым умыслам, порочности и безрассудству этих людей и освободить нашу бедную страну, что стонет под тяжестью их ноши». Ответ Якова, по всей видимости, был сдержанным. Вероятно, что Елизавету и Сесила предупредили об этих махинациях, однако они ничего не предприняли; возможно, они ждали открытого предательства. Эссекс, к примеру, слышал, что совет уже допрашивал некоторых узников Тауэра, его союзников. В то Рождество Елизавета танцевала куранту на придворном балу.

В начале 1601 года Эссекс принялся строить дальнейшие планы с самыми тщеславными своими сторонниками, которых он встретил в Друри-Хаус, лондонской резиденции графа Саутгемптона. Эссекс составил план, согласно которому он и его пособники захватят стражу дворца Уайтхолл, чтобы он смог беспрепятственно проникнуть в покои королевы; затем Эссекс, угрожая своим ополчением, потребует удаления своих врагов от двора. Если попытка не увенчается успехом, он потребует вновь созвать парламент для справедливого разбирательства.

Елизавета и ее советники наблюдали за событиями с некоторой тревогой. Что, если Эссекс нанесет удар раньше, чем ожидалось? Харрингтон сообщал, что «эти сорвиголовы подняли мятеж и стращают всяческими угрозами… королева весьма недовольна и в растерянных чувствах, переживания ее чрезвычайно утомляют. Она отказывается от дорогих скатертей и за обедом съедает лишь немного манше [хлеба из пшеничной муки] и пряной похлебки. Каждое новое сообщение из города вызывает у нее тревогу, и она ропщет на всех своих фрейлин». Впоследствии он вспоминал, как Елизавета «ходит в беспокойстве по королевским покоям и топает ногой, услышав плохие новости, а временами гневно вонзает свой ржавый меч в шпалеру». Последний эпизод поистине достоин пера Шекспира.

7 февраля Эссекса призвали в тайный совет, однако он отклонил вызов. На следующее утро, в воскресенье, он собрал триста своих сторонников в Эссекс-Хаус; вместе с ними он намеревался отправиться к Кресту Святого Павла, где в этот день обычно собирались жители Лондона, чтобы послушать проповеди. Он надеялся убедить горожан и их подмастерьев примкнуть к его ополчению, не иначе как пообещав «спасти королеву от ее злых советников». Своим закадычным друзьям он признался, что «старуха скрючилась что телом, что умом». В его отряде оказался шпион Фердинандо Горджес, который и выдал все планы Сесилу. Лорд-мэр Лондона получил приказ разослать всех жителей по своим домам, а во дворце Уайтхолл вдвое усилили охрану.

Приблизительно в десять часов утра лорд-канцлер вместе с другими представителями короны прибыл в Эссекс-Хаус и потребовал его впустить; после небольшой задержки им разрешили войти. Пришедшие поинтересовались у Эссекса, почему его сторонники собрались с оружием в руках, на что он ответил перечислением всех тех несправедливостей, жертвой которых он стал. «Ты теряешь время, — убеждал его один из сторонников. — Долой их! Они предатели». Тогда Эссекс принял опрометчивое решение запереть их в собственном доме и вместе с союзниками выехал на улицы города. Размахивая пистолетами и рапирами, они кричали: «Сесил и Рэли продали Англию Испании! Граждане Лондона, восстаньте и защитите честь Англии и королевы!»