Марианна Басина - Там, где шумят михайловские рощи [без иллюстраций]

Любил Пушкин, уединившись в тригорской библиотеке, подолгу рыться в старинных шкафчиках. Увесистые тома на русском, французском, немецком, английском языках. Простые и сафьяновые переплёты, корешки, тиснённые золотом, дорогие гравюры. Большинство этих книг собрал ещё А. М. Вындомский, но и затем библиотека всё время пополнялась.

Пушкин с интересом просматривал многочисленные книги по истории России, Франции, Англии, Древнего Рима, всевозможные сочинения по естественной истории, философии, физике, химии, словари, творения Ломоносова, Шекспира, Горация, журналы Н. И. Новикова, бесчисленное количество французских романов и прочее, и прочее. При Пушкине в тригорской библиотеке появился альманах Дельвига «Северные цветы», стихи Баратынского — подношения друзей. Были здесь и книги, подаренные самим Пушкиным, — первая глава «Евгения Онегина» (все главы «Онегина» сначала выходили отдельными книжечками) с надписью: «Прасковье Александровне Осиповой от Автора в знак глубочайшего почтения и сердечной преданности». На французской книжке «Народные баллады и песни» — Пушкин подарил её Зизи Вульф — были шутливые строки: «Любезный подарок на память от г-на Пушкина, заметного молодого писателя». А на «Собрании стихотворений А. Пушкина» поэт написал: «Дорогой имениннице Анне Николаевне Вульф от всенижайшего её доброжелателя А. Пушкина. В село Воронич 1826 года 3 февраля из сельца Зуёва».

Немало ценного для себя находил Пушкин в тригорской библиотеке. Нужные книги он брал в Михайловское.

Пушкин засиживался в Тригорском допоздна. Его угощали ужином, деревенским лакомством — мочёными яблоками, которые он очень полюбил.

Однажды, время было позднее, Пушкину вдруг захотелось мочёных яблок. Побежали к ключнице Акулине Памфиловне:

— Принеси мочёных яблок.

А ключница была ужасная ворчунья. Она и разворчалась. Тогда Пушкин сказал ей в шутку:

— Акулина Памфиловна, полноте, не сердитесь! Завтра же вас произведу в попадьи.

И действительно — «произвёл». Не сразу, но «произвёл». В «Капитанской дочке» попадью — «добрую хлопотунью», «первую вестовщицу во всём околодке» — зовут Акулиной Памфиловной.

В комнатах давно уже горели свечи, а в саду всё окутывала густая тьма, когда Пушкин покидал «тригорский замок». Он увозил с собой не только добрые пожелания, книги, но и живые, интересные впечатления.

Помещичий дом, его уклад, привычки, уездное «общество», его посещавшее, — всё это давало богатый материал для наблюдений, для творчества. Ведь как раз в это время Пушкин работал над деревенскими главами «Евгения Онегина».

В начале 1828 года Зизи Вульф получила в подарок от Пушкина IV и V главы «Евгения Онегина» с надписью, которая на первый взгляд может показаться странной. Надпись эта гласила: «Евпраксии Николаевне Вульф от Автора. Твоя от твоих».

Что обозначали слова «Твоя от твоих»? Что хотел сказать этим Пушкин? Очень многое. Посылая Осиповым-Вульф главы своего романа, написанные вблизи Тригорского, рисующие быт помещичьей усадьбы — семейства Лариных, — Пушкин как бы возвращал своим друзьям то, что заимствовал у них же.

Тригорские барышни сами считали, что они и есть прототипы Татьяны и Ольги.

Первый биограф Пушкина П. В. Анненков очень верно отметил, что героини «Онегина» «по действию творческой силы» не имеют «ни малейшего признака портретов с натуры, а возведены в общие типы женщин той эпохи». Но при этом и он указал на сходство Татьяны и Ольги с Анной и Евпраксией Вульф. Он знал П. А. Осипову и её дочерей.

В чём же заключалось сходство? Прежде всего в том, что Пушкин особенно ценил в уездных барышнях, — в самобытности, наличии характера. А свой особый характер, свой душевный склад имелся у каждой из сестёр, и в жизни и в романе. И это проявлялось в большом и малом.

Задумчивая Татьяна любит уединение, не расстаётся с книгами.

Ольга совсем другая. Она общительна, резва и беспечна:

Так, преломляясь через «магический кристалл» поэзии, и отразились в «Онегине» черты тригорских барышень.

Тригорское давало пищу воображению поэта и тогда, когда он создавал образы супругов Лариных — отца и матери Татьяны и Ольги.

Анна Петровна Керн рассказывала про Прасковью Александровну и её первого мужа: «Это была замечательная пара. Муж нянчился с детьми, варил в шлафроке [16] Шлафрок — домашний халат. варенье, а жена гоняла на корде лошадей или читала Римскую историю». Почти такое же соотношение «семейных сил» было и в семействе Лариных. Мать Татьяны, подобно Прасковье Александровне:

Вообще для Пушкина образы старушки Лариной и Прасковьи Александровны были внутренне связаны. Онегин говорит Ленскому о матери Татьяны:

Сам Пушкин в октябре 1824 года пишет В. Ф. Вяземской о П. А. Осиповой почти в таких же выражениях: «В качестве единственного развлечения, я часто вижусь с одной милой старушкой — соседкой — я слушаю её патриархальные разговоры».

В годы михайловской ссылки Пушкин впервые так долго безвыездно жил в деревне и имел возможность во всех подробностях изучить усадебную жизнь. У соседей-помещиков поэт почти не бывал. И конечно, в Тригорском, главным образом, черпал он материалы и краски, так верно живописуя патриархальный быт семейства Лариных, создавая образы их гостей.

Хотя Осиповы-Вульф выгодно отличались от большинства провинциальных дворян, но и они «хранили в жизни мирной привычки милой старины». И где, как не в Тригорском, мог наблюдать поэт, как в крещенские вечера:

Гаданья, приметы, старинные обряды и песни… А тут ещё в зале «тригорского замка» висела потемневшая картина — на ней изображено было искушение святого Антония. Бесы и бесенята, приняв различные личины, соблазняют праведника. Пушкин подолгу простаивал перед этой картиной и сам признавался, что, вспоминая её, «навёл чертей в сон Татьяны».