Марианна Басина - Там, где шумят михайловские рощи [без иллюстраций]

Где, как не в Тригорском, мог слышать поэт разговоры помещиков:

Один из таких любителей псарни и охоты, с которым Пушкин встречался в Тригорском, даже прислал ему подарок — охотничий рог на бронзовой цепочке «при любезном письме».

Особенно большое количество «господ соседственных селений» съезжалось к Осиповым в дни рождений и именин. В такие дни в Тригорском бывал и Пушкин. Двадцать второго сентября 1825 года он писал А. П. Керн: «Завтра день рождения вашей тётушки; стало быть, я буду в Тригорском». Пушкин присутствовал на семейных праздниках, чтобы не обидеть друзей. К тому же в плане «Онегина» стояли «Именины», то есть именины Татьяны. Интересно заметить, что именины Татьяны и Евпраксии бывают в один и тот же день — 12 января. В Татьянин день в Тригорском справляли именины Зизи Вульф. И вот описание семейного праздника в «Онегине», описание, где всё до мелочей дышит подлинной жизнью:

Затем обычное чередование: еда, болтовня, танцы, карты, еда и сон чуть не вповалку.

Не видя подобных картин, Пушкин, при всей своей гениальности, не смог бы так ярко, эпически-монументально, убийственно-верно изобразить жизнь уездных помещиков, их «гомерические» пиры, их балы. Пушкин лично знал всех этих толстых Пустяковых и их дородных супруг, скопидомов Гвоздиных, обирающих своих нищих крестьян, седую чету Скотининых (и они ещё не перевелись на святой Руси!), уездных франтиков Петушковых, тяжёлых сплетников Фляновых. Он встречал их всех на семейных праздниках в Тригорском, хотя они и носили другие фамилии. Не случайно А. Н. Вульф заметил, что деревенская жизнь Онегина «вся взята из пребывания Пушкина у нас в губернии Псковской».

Свой роман в стихах Пушкин окончил через четыре года, в Болдине, знаменитой болдинской осенью.

Тогда он написал восьмую главу, последнее объяснение Татьяны с Онегиным:

Деревня Лариных, где Татьяна впервые увидела Онегина… В памяти поэта оживало далёкое Тригорское, простой дом на берегу пруда, старый парк, на соседнем холме — тихое сельское кладбище.

В черновиках восьмой главы «Онегина» есть варианты:

Упоминание городища и озера ещё раз показывает, что, описывая деревню Лариных, Пушкин думал именно о Тригорском.

Да, не случайно Пушкин написал на главах «Онегина» — «твоя от твоих». И слова эти относятся не только к прототипам его героев, их быту. Смысл этих слов шире. Пушкин мог бы сказать их также воспетым в «Онегине» тригорским полям и холмам, и в особенности старинному тригорскому парку.

Великолепный тригорский парк гораздо больше и разнообразнее михайловского. Он занимает почти двадцать гектаров и живописно спускается с тригорского холма к самому берегу Сороти. Планировка парка естественна, свободна. Нет строгой симметрии, чётко расчерченных аллей. Хвойное дерево в нём редкость. Его шумную зелёную семью составляют липы, дубы, клёны, берёзы.

Весь парк какой-то светлый, как бы пронизанный солнцем, просторный, радостный. Даже те из его аллей, что узки и тенисты, не угрюмы, а лишь лирично-задумчивы. Обширные парковые залы и укромные беседки, тенистые аллеи и открытые полянки, ручей, пруды, мостики, «сюрпризы» — деревья необычайные по форме или величине. ..

И всё это видел, любил, воспевал Пушкин.

Его влекло в Тригорское. Даже тогда, когда Прасковья Александровна с дочерьми ненадолго уезжала из своего имения, поэт навещал их дом и парк-«сад». «Вчера я посетил Тригорский замок, сад, библиотеку. Уединение его поистине поэтично». И опустевшее Тригорское составляло, по словам Пушкина, его «утешение».

В летние месяцы поэт и его тригорские друзья многие часы проводили в парке. Мелькали в аллеях белые платья, звучали молодые голоса, смех, шутки, стихи. Особенно хороши были тёплые, тихие вечера —

Живые окрестности Тригорского прекрасно видны с высокого обрыва над Соротью.

На обрыве — небольшая площадка, окружённая вековыми деревьями, а на ней простая белая скамья под сенью ветвей. Этот на редкость красивый уголок тригорского парка уже в семье Осиповых-Вульф называли «скамья Онегина». Обитателям Тригорского казалось, что именно сюда убежала Татьяна, заслышав приближение Онегина, здесь на скамье ждала она решения своей судьбы.

Сумрак липовых аллей, тишина, уединение… Это мир мечтательной Татьяны. Она родилась и выросла среди полей и лесов. И как близка, как созвучна им её глубокая, чистая натура!

От «скамьи Онегина» липовая аллейка уводит глубже в парк. Влево от неё открывается поляна. Когда-то здесь росли ягодные кусты — малина, смородина, крыжовник. Прасковья Александровна была взыскательная хозяйка, и, проходя мимо ягодной полянки, Пушкин, возможно, не раз наблюдал ту самую сцену, которую видела Татьяна, поджидая в саду Онегина: