Марианна Басина - Далече от брегов Невы [без иллюстраций]

В одесском театре с его ложами в три яруса, райком над ними, партером и креслами могли поместиться восемьсот человек.

При Пушкине здесь давала спектакли итальянская оперная труппа, которую содержал известный антрепренёр из Пизы — Буоноволио. Он ставил оперы итальянских композиторов и чаще всего входящего тогда в славу молодого Россини.

Джоаккино Россини горячо любил свою родину. Его зажигательная музыка звучала в унисон с известиями о революциях, приходившими в Одессу из Италии и Испании. И это придавало ей особое звучание.

Труппа Буоноволио не блистала выдающимися талантами, но всё же это были настоящие артисты, а не те жалкие комедианты, которых Пушкин видел в Кишинёве в зале Крупенского и про которых Горчаков остроумно заметил, что каждый из них играет дурно, а все вместе очень дурно.

Одесский театр знали уже и в других городах России и за границей. Московский журнал «Вестник Европы» в 1824 году сообщал: «В Одессе (пишут в одном немецком журнале) существует несколько уже лет Итальянский театр, имеющий таких актёров, которые смело могут явиться на всяком театре Европы… Репертуар состоит из множества пьес разнообразных, и Россини в Одессе, как и везде, есть любимец публики. Его „Севильский цирюльник“, „Сорока-воровка“, „Ченерентола“ и мн. др. обыкновенно наполняют театр любителями музыки».

По вечерам к освещённому масляными фонарями и плошками одесскому театру подкатывали щегольские коляски, дрожки, спешили купцы, чиновники и простой народ.

Ложи сверкали шелками, кружевами, драгоценными украшениями знатных дам и негоцианток, в креслах темнели мундиры и фраки, в партере и райке одежда зрителей не отличалась ни роскошью, ни строгостью, а лишь свободной пестротой. И, выделяясь из публики обликом и ростом, спокойно оглядывал зал высокий красавец с бронзовым лицом, в ярко-красной куртке, богато расшитой золотом, надетой поверх красной же рубахи, в коротких шароварах с турецкой шалью вместо пояса, из-за которой торчали пистолеты, и в белоснежной чалме на голове — тот самый «сын египетской земли, корсар в отставке Морали», о котором Пушкин упомянул в «Путешествии Онегина» и с которым успел уже подружиться.

Но вот спектакль подходит к концу.

То, что Пушкин рассказывал в строфах «Путешествия Онегина» о своей одесской жизни — купание в море, прогулки, обеды у Отона с лёгким вином и устрицами, итальянская опера, — было поэтической, праздничной её стороной. Но было в ней другое, далеко не столь радужное и вполне прозаическое, о чём он здесь умалчивал.

Осенью 1823 года Александр Иванович Тургенев писал Вяземскому: «Хоть Пушкину и веселее в Одессе, но жить труднее, ибо всё дорого, а квартиры и стола нет, как у Инзова».

Добрый, заботливый Инзов остался в Кишинёве. Новый одесский житель Пушкин был полностью предоставлен самому себе со всеми своими заботами и затруднениями. А забот хватало. Он получал всё то же жалование — семьсот рублей в год, а за один лишь номер в отеле Рено платил десять рублей в сутки. А всё остальное — обеды в ресторане, содержание Никиты, одежда, театр…

Только через несколько месяцев после приезда в Одессу Пушкин смог вернуть Инзову взятые у него взаймы триста шестьдесят рублей. «Посылаю вам, генерал, 360 рублей, которые я вам уже так давно должен; прошу принять мою искреннюю благодарность. Что касается извинений,— у меня не хватает смелости вам их принести. Мне стыдно и совестно, что до сих пор я не мог уплатить вам этот долг — я погибал от нищеты».

В одном из черновиков «Путешествия Онегина» вырвалось признание:

«Жить поэтом» по тогдашним понятиям значило жить беспечно и при этом бедствовать.

Гонорары за стихи платили весьма скудные, а то и вовсе не платили. Все известные поэты жили на доходы со своих поместий или на жалованье. Жить своим литературным трудом… Пушкин стремился к этому, но пока что, находясь далеко от столиц и передоверив другим издание своих сочинений, мог лишь мечтать об этом. Издателем «Кавказского пленника», как и «Руслана и Людмилы», был поэт Гнедич. И таковы были нравы эпохи, и никто не почёл зазорным, что за «Руслана и Людмилу» Пушкину достался гонорар полторы тысячи рублей, а Гнедичу за издание (так он рассчитал) — четыре тысячи. За «Кавказского пленника» Пушкин получил всего пятьсот рублей.

Денег из дому не присылали. В первом же письме из Одессы Пушкин просил брата: «Изъясни отцу моему, что я без его денег жить не могу. Жить пером мне невозможно при нынешней цензуре; ремеслу же столярному я не обучался; в учителя не могу идти; хоть я знаю закон божий и 4 первые правила — но служу и не по своей воле — и в отставку идти невозможно. — Всё и все меня обманывают — на кого же, кажется, надеяться, если не на ближних и родных. На хлебах у Воронцова я не стану жить — не хочу и полно — крайность может довести до крайности — мне больно видеть равнодушие отца моего к моему состоянию, хотя письма его очень любезны. Это напоминает мне Петербург — когда, больной, в осеннюю грязь или трескучие морозы я брал извозчика от Аничкова моста, он вечно бранился за 80 коп. (которые верно б ни ты, ни я не пожалели для слуги). Прощай, душа моя — у меня хандра — и это письмо не развеселило меня».

Для хандры имелись и другие основания, и притом немаловажные. Новости, приходившие в Одессу, не радовали. 1823 год был годом торжества реакционных сил в Европе.

Пушкин призывал революционную грозу. Но Священный союз европейских монархов во главе с Александром I душил революции, и весною 1823 года добрался и до Испании.

Ещё в 1822 году на Веронском конгрессе Священного союза было решено с помощью военной силы покончить со свободами в Испании. Осуществить это поручили Франции, где после разгрома Наполеона на престол был посажен король из свергнутой революцией династии Бурбонов — Людовик XVIII. 7 апреля 1823 года стотысячная французская армия под командованием герцога Ангулемского перешла границу и вторглась в Испанию для «освобождения короля, восстановления алтаря и престола». 23 мая пал Мадрид, и испанский парламент — кортесы, захватив в качестве заложника короля Фердинанда VII, укрылся в Кадиксе. 31 августа были взяты штурмом Таркадеро и Сен-Луи — форты, защищавшие Кадикс. 23 сентября французские военные корабли бомбардировали этот город. 1 октября по требованию герцога Ангулемского Фердинанд VII был освобождён и доставлен во французский лагерь. Священный союз французскими штыками покончил с испанской революцией.