Семен Узин - Гремящий дым

— Вот, вот! Такие мельчайшие организмы, которых в Белом море великое множество, рассеивают проникающие в море солнечные лучи. Поэтому и вода кажется светлее. Понял?

— Ага!

— А что касается реки Белой, то… впрочем, может быть, у тебя есть соображения на этот счет?

Ленька отрицательно помотал головой.

— В таком случае коротко расскажу. Считается, что это название произошло оттого, что берега реки во многих местах имеют беловатый цвет, так как они сложены белыми известняками. Это такая горная порода.

— А Белый Нил? — спросил Ленька. — Он тоже по цвету берегов назван?

— Нет, дружок, его наименование возникло из-за белесоватого цвета воды. Или, например, Красная река на полуострове Индокитай…

— Дядя Семен, а я знаю еще другую реку с таким названием.

— Вот как? Любопытно.

— Это потому, что я теперь изучаю английский язык, — с достоинством пояснил Ленька. — В Соединенных Штатах Америки есть такая река, Ред-ривер называется. «Ред» — по-английски красная, а «ривер» — река. Только почему она красная, я не знаю, — огорченно заключил он.

— Этому горю легко помочь, — ласково потрепав мальчика по плечу, сказал я. — Кстати, в Соединенных Штатах Америки есть еще река, тоже Красная. Известна она под именем Колорадо. Слыхал про такую, может быть?

— В какой-то книжке, кажется, читал, — неуверенно сказал Ленька, наморщив лоб и силясь что-то вспомнить.

— Колорадо, — продолжал я объяснять, — по-испански означает «красная».

— Вот это да! — восхитился Ленька. — И на английском, и на испанском, и на вьетнамском…

— И на многих других языках, — подтвердил я. — В этом нет ничего удивительного. Во все времена люди разных народов давали географические названия по каким-либо характерным особенностям. Так вот, и Красная, и Ред-ривер, и Колорадо получили свои наименования за красноватый цвет воды, который образуется из-за того, что они несут большое количество красной глины. Понятно?

— Само собой, — довольным голосом ответил Ленька. — Только вот… одна река какая-то подозрительная… по названию то есть, — пояснил он, нахмурившись.

— Давай ее сюда, — весело сказал я, — сейчас мы ее разоблачим.

— На юге Африки, дядя Семен! Оранжевая! Больно название чудное. — На Ленькином лице отразилась усиленная работа мысли. — А может… — он вопросительно взглянул на меня, — у нее берега оранжевые какие-то или еще что? Поэтому и имя такое?

Я отрицательно покачал головой и усмехнулся. — На сей раз, брат, ты не угадал. Тут совсем другая причина. Дело в том, что… хотя нет, прежде ответь мне на такой вопрос: ты читал «Капитан Сорви-голова» Луи Буссенара?

— Читал, совсем недавно! — глаза Леньки вдохновенно блеснули. — Ух и книжка интересная!

— Значит, помнишь хорошо ее содержание?

— Спрашиваете! Хотите, расскажу?

— Нет, нет, дружок, не утруждай себя, — поспешно остановил я его, опасаясь, что мой легко воспламеняющийся собеседник погрузится в пучину приключений героя романа Буссенара. — Я попрошу тебя ответить еще на такой вопрос: какая война описывается в этой книге?

— Известно какая, — бойко сказал Ленька. — Буров с англичанами.

— Святая истина, — кивнул я. — А кто такие были буры?

— Ну, дядя Семен, это ж всем известно, — Ленька явно недоумевал, зачем я обо всем этом спрашиваю. — Буры — это… колонисты… переселенцы…

— Опять правильно, — снова согласился я. — Но откуда переселенцы? Знаешь?

— Из Нидерландов! — выпалил Ленька. — В общем из Голландии!..

Я поднял вверх указательный палец и торжественно произнес:

— В этом-то все и дело!

— Чудно! — непонимающе пожал плечами Ленька, фыркнув при этом. — Причем здесь Нидерланды… переселенцы… и вдруг оранжевый цвет.

— А ты не фыркай прежде времени, — назидательно заметил я, строго посмотрев на него. — Если я спросил тебя об этом, значит, была на то причина.

— Да это я так, — начал сразу оправдываться Ленька. — Просто непонятно. Оранжевый цвет и… Нидерланды…

— То-то и оно, что цвет здесь ни при чем…

— А что же тогда?

— Об этом я и хочу тебе рассказать… Название реке дали голландцы, которые в шестидесятых годах XVIII столетия не один раз пересекали ее.

— А-а-а, — разочарованно протянул Ленька, — вот почему вы меня спрашивали о бурах…

— Отчасти поэтому. Но я не кончил, дружок, потерпи еще немного. Ну-с, так я повторяю, что наименование реки пошло от голландцев.

Но почему они дали реке такое необычное имя — Оранжевая? Оказывается, нет ничего проще, чем объяснить это. Правильнее река должна была бы называться Оранской, потому что голландцы наименовали ее так в честь фамилии принцев Оранских — правителей Нидерландов. С чьей-то легкой руки название Оранская превратилось в Оранжевую, каковое обстоятельство заставляет некоторых молодых людей задавать вопросы, вместо того чтобы, как это им надлежит в столь поздний час, пребывать в объятиях сна.

— Эт… — хотел было что-то сказать Ленька, поднявшись со стула, но я легонько подтолкнул его к двери. — Не экай и не мекай. Больше не скажу тебе ни слова. Мне надо работать, а тебе спать. Спокойной ночи.

Ленька пожелал мне также спокойной ночи и, пообещав завтра навестить меня непременно, выбежал, припрыгивая, из комнаты.

Из-за легких стен доносился глухой гул селения: разноязыкие голоса, крики детей, скрип жерновов, мычание скота. Жизнь в арабском селении Уджиджи на берегу озера Танганьика текла своим чередом.

Привычный слух Давида Ливингстона ловил этот монотонный, изо дня в день повторяющийся шум — путешественник надеялся услышать новые звуки, приметы приближающегося каравана.

Исхудавший, замученный лихорадкой и другими болезнями, оставленный большинством слуг, с которыми начинал последнее путешествие, он страстно мечтал о том времени, когда снова пойдет в путь.

Не имея никаких вестей с родины, от близких, Ливингстон чувствовал себя одиноким и покинутым. Болезненное состояние и беспомощность очень тяготили этого деятельного по натуре человека. Большую часть времени он вынужден был проводить в постели, испытывая недомогание.

Полулежа на соломенном мате, покрытом козьей шкурой, Ливингстон просматривал свои дневники, делая в них время от времени пометки и внося исправления. Это были записи его последнего путешествия. Перечитывая отдельные страницы, он то и дело невольно обращался мыслью к прошлому, к первым своим походам, когда он был моложе, крепче, здоровее и когда его окружали верные друзья макололо.

Воспоминания властно овладевали им, и он с наслаждением отдавался их течению, забывая на время свое безрадостное настоящее.

…Вот он плывет на лодке по реке Замбези, или, как ее называют местные жители, Лиамбве.