Бен Гутерсон - Тайна отеля «Зимний дом» [litres]

Норбридж застонал, звук был мучительный и скрежещущий. Грацелла повернулась к нему. Элизабет немного отпустило, и дурные мысли исчезли. Её концентрация словно завязалась узлом, и её взгляд крепко впился в Ту Самую Книгу. Грацелла всё ещё смотрела в другую сторону. Та Самая Книга завибрировала, она вздрагивала, словно кастрюля с кипящим супом. Затем, будто сдёрнутая невидимой проволокой, она соскользнула с пюпитра и, нарисовав в воздухе дугу, приземлилась у ног Элизабет.

Грацелла не успела обернуться, как Элизабет подняла Ту Самую Книгу, прижала к себе, обхватив обеими руками, и закричала:

– Я ВЫБИРАЮ ДОБРОТУ!

Пурпурное сияние исчезло.

Элизабет замерла. Прошло несколько ужасных секунд, во время которых она чувствовала, что всё сделано неправильно, что она совершила ошибку и теперь всё потеряно полностью и навсегда.

Грацелла стояла неподвижно, её губы кривились, и глаза сверкали. Затем она посмотрела наверх и вздрогнула. На лице появилось напряжённое выражение; она наклонилась вперёд и прижала руку к груди; казалось, ей не хватает воздуха.

Норбридж зашевелился; он тихо застонал и начал вытягивать ноги.

Грацелла вытянула руку вперёд, чтобы не упасть. Теперь она выглядела совсем по-другому. Белизна её лица сменилась болезненным серым цветом. Аккуратное плетение в виде короны превратилось в дикие седые космы, торчащие во все стороны, и, казалось, она стала меньше. Она выглядела тоньше и слабее, словно внезапно с ней приключился приступ какой-то изнурительной болезни.

– Что происходит? – спросила Элизабет, скорее обращаясь к себе самой, а не к Грацелле.

– Элизабет, – сказал Норбридж. Он уже сумел сесть и теперь растирал своё плечо, чтобы восстановить кровообращение. Голос его был слабым.

– Элизабет, уйди от неё! Уйди немедленно!

Грацелла, которая по-прежнему одну руку прижимала к груди, а вторую протягивала вперёд, вдруг покачнулась. С глазами, полными страха, злобы и ненависти она попыталась выхватить Ту Самую Книгу из рук Элизабет, но случайно потеряла равновесие и упала на пол. Она начала бессмысленно размахивать руками, сначала по воздуху, а потом по своему собственному телу. Она бешено корчилась, разметав седые космы, разбрасывая полы чёрного жакета и подол платья. Элизабет сделала к ней два шага.

– Нет! – закричал Норбридж. Он уже стоял, пошатываясь. – Держись от неё подальше!

Грацелла ужасно изогнулась, взвыла как животное, попавшее в ловушку, которая вдруг захлопнулась, и замерла. Её грудь приподнялась в последнем вдохе, и больше она не двигалась.

Элизабет посмотрела на Норбриджа с выражением полного непонимания. Затем повернулась к той, что лежала на полу. С одной стороны, она опасалась, не встанет ли Грацелла и не схватит ли её; с другой – была совершенно уверена, что Грацелла больше никогда не будет шевелиться.

– Что это было? – спросила она.

Норбридж медленно покачал головой.

– Я не знаю.

Он уже стоял рядом с Элизабет и рассматривал Грацеллу, как человек мог бы рассматривать боеприпас, который, возможно, ещё способен взорваться.

– Если она не умерла, то уже близка к этому, – сказал он и посмотрел на Элизабет. – Что это было? Я услышал шум и поднялся наверх. Это последнее, что я помню. А что ты тут делала?

Элизабет открыла рот, приготовившись рассказывать – и тут, без предупреждения, слёзы хлынули из глаз. Все волнения и переживания – страх перед Грацеллой, воспоминания о матери, перевозбуждение последних дней – волной нахлынули, и теперь её тело освобождалось от них горькими всхлипываниями. Норбридж обнял девочку.

– Ну-ну, это было слишком, я понимаю, – говорил он. – Это было слишком.

Она плакала, а Норбридж крепко обнимал её. Затем, через некоторое время, слёзы иссякли, и она поняла, что в состоянии говорить. Тогда Элизабет высвободилась из его рук. Она столько всего хотела ему рассказать – о расшифрованном сообщении, о том, как использовала свою силу, чтобы перемещать Ту Самую Книгу, и как она почти разгадала историю Химсов, Грацеллы и даже Райли С. Грейнджера. Но она понимала, что для рассказа ещё будет достаточно времени. Поэтому Элизабет всего лишь вытянула подвеску из-под рубашки и показала Норбриджу.

– Я думаю, что моей мамой была Уинни, – сказала она.

Норбридж побледнел. Приложив руку ко лбу, он смотрел на кулон.

– Откуда он у тебя? – произнёс он запинаясь.

– Я всегда его носила. Мои дядя и тётя говорили, что он от моей мамы.

Норбридж дотронулся до кулона и провёл пальцами по мраморному диску цвета индиго.

– Я подарил его Уинни.

– А она подарила мне.

Норбридж посмотрел на Элизабет и легонько взял её за подбородок.

– Ты… – начал он, но не стал продолжать, а снова перевел глаза на кулон. – Я не видел его с тех пор, как Уинни уехала.

Снизу послышались шаги: это Джексон и команда поспешно поднимались по лестнице.

– Я всегда это носила, – сказала Элизабет. – Всегда.

Норбридж осторожно взял кулон двумя пальцами.

– Это чудо, Элизабет, – сказал он. – Настоящее чудо.

И он снова её обнял.

Элизабет, Фредди, Норбридж и Леона проговорили до трёх часов утра. Лишь дважды Норбридж уходил посмотреть, как идёт новогодний вечер, и поговорить с Джексоном. Они обсудили вчерашние происшествия, всю цепочку событий за последние две недели и – что было особенно волнующим для Элизабет – её родственные отношения с Уинифред, Норбриджем и «Зимним домом».

Это был долгий разговор. Норбридж сначала попросил Элизабет пересказать ему поэтапно все события в библиотеке. Она коротко передала ему всё, что случилось после её разговора с Селеной в портретной галерее. Но сейчас она добавила подробности и наконец рассказала про серебряные буквы, расшифровку текста и то, как она увидела кулон на портрете Уинни.

– Но почему ты решила попробовать слово «вера»? – спросил Фредди.

Элизабет покачала головой.

– Не знаю. Это вдруг пришло мне в голову. Интуиция.

Она снова вытащила кулон, посмотрела на него и спрятала обратно.

– В Той Самой Книге появлялись серебряные буквы, я о них думала и в какой-то момент догадалась, что там написано КЛЮЧ ТАИТ ТВОЁ ОЖЕРЕЛЬЕ. Кроме того, на кулоне выбит ключ, и он навёл на мысль о кодовом слове, и… я просто почувствовала, что нужно попробовать именно это слово.

Норбридж указал на ожерелье.

– Мой прадед, Нестор, подарил его моей прабабке Лавине, затем оно перешло к моей матери Ровене, а от неё к Марии и Уинифред.

– Это слово написано на головоломке, которую мы собираем в фойе, – сказала Элизабет. – Но на другом языке. Я думаю, у меня это было на подсознии. Это всё похоже на решение кроссворда. Вдруг ты вспоминаешь слово – и оно подходит.