Константин Симонов - Подвиг капитана Сабурова

— Потерь много? — спросил Сабуров.

— Одного батальона почти нет. Того, который берег занимал. А два почти так, как были. В общем, сражаться ещё можно, вполне можно.

— Как, Филипчук, собрался? — крикнул Ремизов.

— Собрался, — ответили из другой половины землянки.

— Ну, сейчас пойдёте. Боже ты мой, да как же я вам ничего выпить не предложил! Шарапов!

Шарапов подскочил к полковнику.

— Выпить. Я не вспомнил, старый осёл, а ты что же?

— Есть, — сказал Шарапов и тут же, не сходя с места, отцепил от пояса немецкую флягу, отстегнул от неё стаканчик, налил и подал Сабурову.

Сабуров залпом выпил, у него перехватило горло, и он закашлялся, — это был спирт.

— Ах, я забыл вас предупредить. А ты сообщить должен, — сказал Ремизов Шарапову: — «Разрешите доложить, товарищ командир, это есть спирт». Понял?

— Понял, — сказал Шарапов.

— Помоги мне.

Шарапов подошёл к Ремизову, и снова с кряхтеньем и стонами повторилась та же операция в обратном порядке.

— Не могу всё-таки ходить, — сказал Ремизов, улёгшись и отдышавшись. — А характер не позволяет лежать. Несколько раз был ранен, но такого идиотского, с позволения сказать, ранения. .. Честное слово, если бы я того немца-автоматчика поймал, который мне это сделал, то против всех воинских законов просто взял бы его и выпорол. Эдакое свинство. Ну, кому же приказ передать — вам или Филипчуку? Филипчук!

— Здесь.

В блиндаж вошёл рослый человек в ватнике, с автоматом.

— Мне дайте, — сказал Сабуров. — Я сюда шёл, авось, и обратно дойду.

— Ну, берите. Доложите генералу, что полковник Ремизов сделает всё, чтобы вернуть берег, искупит свою вину сам. И других заставит искупить, — добавил он сердито, кивнув на своих командиров штаба. — Доложите: настроение бодрое, к бою готовы. Про ранение моё сказал бы вам, чтобы не докладывали, но знаю, всё равно не удержитесь. К вам, Филипчук, — сказал Ремизов, обращаясь к ожидавшему командиру, — единственная просьба и приказание: добраться до штаба и вернуться сюда живым и здоровым.

— Есть, — сказал Филипчук.

— Ну, вот и всё. Да, вот ещё что. ..

Но, прервав себя на полуслове, Ремизов зажмурил глаза и стиснул зубы. Так он пролежал несколько секунд, и Сабуров понял, что старик говорит через силу, превозмогая боль.

— Так вот ещё что, — открыв глаза, прежним тоном сказал Ремизов. — Мне кажется, что сегодня на рассвете и днём возвращаться не надо. Немцы будут ждать контратаки. Сегодня надо удержаться там, где находимся, подготовиться, а завтра ночью, когда они уже будут считать, что мы примирились с положением, надо будет как раз и ударить. Доложите это моё мнение генералу. Готовы, Филипчук?

— Так точно, готов.

— Ну, пойдите сюда.

Филипчук подошёл к его койке. Ремизов крепко стиснул руку сначала ему, потом Сабурову и одновременно окинул их обоих быстрым взглядом своих голубых, окружённых сетью старческих морщинок, глаз. В этом взгляде были и тревога, и молчаливое пожелание доброго пути; и Сабуров почувствовал, что этот шренький свирепый полковник, несмотря на свою сердитую манеру разговаривать, был, наверное, человеком хорошей и весёлой души.

— Идите, идите, — сказал им вдогонку Ремизов. — Буду ждать с нетерпением.

Они дошли до обломков дома, около которого Сабурова схватили полчаса назад. Там попрежнему сидел Григорович.

— Сабуров? — спросил он тихо.

- Да.

— Обратно идёшь?

— Да, обратно.

— Ну, желаю счастья.

Григорович придвинулся ближе и пожал руку Сабурову и Филипчуку. На голове у него белела повязка.

— Что это у тебя? — спросил Сабуров.

— Ещё спрашиваешь! Рука-то у тебя, как кувалда. Разбил мне ухо.

— Ну прости, — сказал Сабуров.

— Ладно. Между прочим, немцы разволновались. Видишь, шарят по всему берегу. Туго вам придётся.

Сабуров посмотрел вперёд. На обрыве то там, то тут вспыхивали автоматные очереди.

— Придётся всю дорогу ползти, — тихо сказал он Филипчуку.

— Хорошо, — ответил тот.

— Да, на всякий случай, я пакет прямо за пазуху, вот сюда кладу, — сказал Сабуров. Он взял руку Филипчука и дал ему пощупать пакет. — Чувствуете, где?

— Чувствую, — сказал Филипчук.

— Ну, ладно, поползли.

Для Сабурова, отличавшегося острой памятью, теперь берег был уже почти знаком. Он вспоминал одно за другим все бревна и нагромождения камней, за которыми можно было укрыться.

Филипчук полз за ним. От времени до времени, когда пули ударялись особенно близко, Сабуров, поворачиваясь, спрашивал: «Ты здесь?» И Филипчук тихо отвечал: «Здесь». Посредине пути немцы стреляли особенно яростно... Пули шлёпались всё ближе, и Сабуров каждую минуту спрашивал Филипчука: «Ты здесь?» — «Здесь», — отвечал Филипчук.

По расчётам Сабурова, они уже приблизились к передовому посту с той стороны, когда вокруг них сразу ударило несколько очередей.

— Ты здесь? — спросил Сабуров.

Филипчук молчал. Сабуров, не поднимаясь, прополз два шага обратно и нащупал тело Филипчука.

— Ты здесь? — спросил он.

— Здесь, — чуть слышно сказал Филипчук.

— Что с тобой?

Но Филипчук больше уже не отвечал. Сабуров ощупал его. В двух местах — на шее и на боку — под ватником было мокро от крови. Он прижался к губам Филипчука. Филипчук дышал. Сабуров подхватил его одной рукой подмышки и, подтягиваясь на другой руке и отталкиваясь ногами, пополз дальше. Так продолжалось ещё шагов тридцать. Сабуров почувствовал, что изнемогает от усталости. Он отпустил Филипчука и лёг рядом с ним.

— Филипчук, а Филипчук? — прошептал он.

Филипчук молчал.

Сабуров опять прильнул к его губам, и ему показалось, что Филипчук не дышит. Он залез руками под ватник, под гимнастёрку и дотронулся до тела Филипчуяа. Тело заметно похолодело. Сабуров расстегнул карманы гимнастёрки Филипчука, вынул пачку документов, потом вытащил из кобуры наган, засунул его к себе в карман брюк и пополз. Ему не хотелось оставлять здесь тело Филипчука, но пакет, лежавший у него за пазухой, не позволял долго раздумывать.

Когда он прополз ещё пятьдесят шагов и был уже в полном изнеможении, впереди послышался свистящий шопот: «Кто?»

— Свои, — тоже шопотом ответил Сабуров, встал на онемевшие ноги и, не видя ничего перед собой, пошёл вперёд.

Оказалось, что ему нужно было сделать всего три шага до выступа стены, где его ждали.

— Командир роты где? — спросил он.

— Здесь.

— Там, шагах в пятидесяти, лежит командир, с которым я полз.

— Раненый? — спросил командир роты.

— Нет, убитый, — сказал Сабуров сердито, чувствуя за этими словами вопрос: вытаскивать или нет. — Убитый, но его всё равно надо вытащить. Понятно?