Константин Симонов - Подвиг капитана Сабурова

— Понятно, товарищ капитан, — сказал командир роты.

— Вы документы взяли с него?

— Взял, — сказал Сабуров.

— Ну, так что же, товарищ капитан? Ему всё равно.. . легче не будет. А двух человек мне посылать, — пропасть могут.

— Я вам уже приказал вытащить, — сказал Сабуров.

— Есть, товарищ капитан, — сказал командир роты, — но...

— Что «но»?

— В другое время я бы не сказал, а сейчас у меня каждый человек на счету.

— Вот что: если не вытащите, — с неожиданным для себя бешенством сказал Сабуров, — я отнесу пакет к генералу, потом сюда вернусь, сам вытащу, а вас за невыполнение приказания расстреляю. Дайте мне провожатого, чтобы я скорее дошёл до штаба.

Он повернулся и нетвёрдой походкой, вслед за автоматчиком, двинулся к блиндажу Проценко. Сейчас он почувствовал, что ещё секунда, и он мог бы ударить командира роты. Может быть, тот был по-своему прав и люди у него были на счету, но в том, чтобы вытащить тело убитого командира, было что-то такое важное и святое для армии, что, на взгляд Сабурова, оправдывало даже потери, если они были неизбежны.

Когда Сабуров ввалился в блиндаж, у него потемнело в глазах, и он сразу сел на лавку. Потом открыл глаза, хотел встать, но Проценко, который был уже рядом, положил руку ему на плечо и посадил его обратно.

— Водки выпьешь?

— Нет, товарищ генерал, не могу, — устал я, свалюсь от неё. Если бы чаю...

— А ну дайте ему скорее чаю! — крикнул Проценко. — Ремизов жив?

— Жив, только ранен. Вот от него пакет. — Сабуров полез под ватник и вынул пакет.

— Хорошо, — сказал Проценко, надевая очки.

Сабуров, увидев, что Проценко читает донесение, подумал, что сейчас есть минута, чтобы отдохнуть. Едва успев об этом подумать, он привалился в угол, к стене, и только когда Проценко, неизвестно через сколько времени, тряхнул его за плечо, он понял, что заснул.

— Проснулся? — спросил Проценко.

Сабуров попытался встать.

— Сиди, сиди.

— Я долго спал?

— Долго. Минут десять. Ремизов ранен, говоришь?

— Ранен.

— Куда?

Сабуров сказал, куда ранен Ремизов и как он мучается. Как-и предвидел Ремизов, Проценко невольно рассмеялся.

— Небось, ругается старик? — спросил он у Сабурова.

— Ещё как.

— Какое настроение у них?

— По-моему, хорошее, — сказал Сабуров.

— Он мне пишет, что может собраться с силами и со своей стороны по немцам ударить. Тоже с таким положением мириться не хочет, — и Проценко постучал пальцем по бумаге, которую он держал в руке. — Ты один пришёл оттуда?

— Один.

— Что же он тебе командира не дал для связи, чтобы его обратно послать можно было? Вот старый, старый, а тоже маху даёт.

— Он дал мне командира, — сказал Сабуров, — его убили по дороге.

Только теперь вспомнив, что у него документы и оружие Филипчука, Сабуров выложил всё на стол.

— Так, — сказал Проценко и нахмурился. — Сильно по тебе стреляли?

— Сильно.

— Днём не пройти там?

— Днём совсем не пройти, — сказал Сабуров.

— Да... — опять протянул Проценко. Он, очевидно, хотел что-то сказать и не решился. — А мне завтрашней ночью штурм делать уже. Как же это его убили?

— Кого?

— Да вот его, — Проценко кивнул на лежавшие перед ним документы Филипчука.

— Смертельно ранили, потом я его тащил, и он умер у меня на руках.

— Да... — опять протянул Проценко.

У Сабурова смыкались глаза от усталости. Он смутно чувствовал, что Проценко хочет послать его обратно к Ремизову, но не решается об этом сказать.

— Слушай, Егор Петрович, — сказал Проценко сидевшему тут же начальнику штаба. — Давай садись, приказ пиши Ремизову. Но только там всё предусмотри, как решили, — и час точный, и ракету, всё.

— Я уже пишу, — отрываясь от бумаг, сказал начальник штаба.

Проценко повернулся к Сабурову, посмотрел на его усталое лицо и чуть ли не в пятый раз опять сказал:

— Да... Ну, ты чего сидишь-то? Ты приляг пока. — Он выговорил это слово «пока» осторожно, почти робко. — Приляг пока. Ну-ну, приляг. Приказываю.

Сабуров последним усилием вскинул ноги на скамейку и, приткнувшись лицом к холодной, мокрой стене блиндажа, мгновенно заснул. Последней блеснувшей у него мыслью была мысль о том, что, наверное, его всё-таки пошлют, ну и пусть посылают, только бы дали сейчас поспать полчаса, а там всё равно.

Проценко, медленно прохаживаясь по блиндажу, диктовал начальнику штаба текст приказа. Иногда отрываясь, он взглядывал на Сабурова. Тот спал. Проценко снова диктовал и снова взглядывал на Сабурова.

— Слушай, Егор Петрович, — прервав диктовку, вдруг сказал он. — А если Вострикова послать?

— Можно Вострикова, — сказал начальник штаба. — Вы на словах ничего не будете передавать, только приказ?

— Плохой приказ, если к нему надо ещё что-то на словах передавать.

— Ну, если на словах не передавать, можно Вострикова.

— Я бы его послал, — кивнул Проценко на Сабурова, — да трудно в третий раз за одну ночь нтти.

— Итти труднее, а дойти легче, — сказал начальник штаба. — Он же на животе два раза полз, каждый бугорок, каждую ямку знает.

— Да... — уже в который раз протянул Проценко. — Придётся. Должен быть там приказ.

Он посмотрел на спящего Сабурова и задумался.

— Да, вот что, — сказал он, — придумал.

— Что придумали? — спросил начальник штаба.

— Придумал, как точно узнать, что дошёл и донёс... Алексей Иванович! — растолкал он Сабурова.

— Да, — поднялся Сабуров с той готовностью, с какой спохватываются неожиданно для себя заснувшие люди.

— Вот приказ, возьми, — сказал Проценко. — Когда дойдёшь до Ремизова, то сделай так, чтобы, как только дойдёшь, дали нам сразу зелёную и красную ракету над Волгой. А если ракет у них нет, то чтобы в том же направлении в воздух одновременно три очереди из автоматов дали, трассирующими. Отсюда будет видно?

— Да, — сказал Сабуров.

— Ну, вот, буду знать, что дошёл и приказ донёс. Ты по дороге-то не заснёшь у меня? — сказал Проценко, похлопывая Сабурова по плечу. — Вдруг заснёшь, — проснёшься, а уже день!

— Не засну, — сказал Сабуров. — Немцы не дадут.

— Разве что немцы, — усмехнулся Проценко. — А сказать по чести, здорово устал?

— Ничего, не засну, — повторил Сабуров.

— Ну, ладно. Садись за стол.

Сабуров присел к столу, а Проценко, приоткрыв дверь, крикнул:

— Как там насчёт чая?

Потом Проценко сам вышел за дверь и тихо отдал какое-то распоряжение. Через две минуты, когда Проценко, Сабуров и начальник штаба сидели рядом за столом, Востриков внёс медный поднос, на котором кроме трёх кружек с чаем была горстка печенья и стояла только что вскрытая банка с неведомо откуда взявшимся вишнёвым вареньем.

— Вот, — сказал Проценко, — варениками я тебя угостить не могу, а украинской вишней — пожалуйста. — Он повертел в руках банку и подчеркнул ногтём надпись на этикетке: «Держконсервтрест». Киев. Чуешь? С Киева вожу.