Эдмунд Низюрский - Средство от Алкивиада

- Статую склеили…

- Я не желаю ее видеть! Вы засоряете мой кабинет.

- Осмелюсь заметить, что статуя эта связана со славной историей нашей школы. Она выдержала две войны и пятьдесят выпусков вандалов. А это что-нибудь да значит.

- Нет, нет… Сейчас же уберите eel

- А кому она мешает?

- Да ведь из-за нее насмешек не оберешься! Мы никогда и не считали ее произведением искусства. Это только школьный инвентарь. А испорченный инвентарь следует убирать.

- Но уже одно то, что это бюст Катона…

- Катон не относился к разряду прогрессивных деятелей…

- Однако он - символ некоторых древнеримских достоинств.

- Нет, коллега, я не вижу никаких оснований - ни моральных, ни эстетических… ни политических для пребывания здесь этой особы - все эти основания скорее говорят за то, что этот гипс, или, как правильно его называет пани Калино, этот мусор, следует убрать. Возня с этой смешной и обезображенной фигурой вносит некоторый элемент рассеянности и нарушает серьезность наших заседаний. Довольно уже того, что мы вынуждены сносить конское ржанье за окном.

Старый конь Цицерон и в самом деле опять пробрался на школьную территорию и грустно ржал. Видно, вокруг вытоптанной спортплощадки осталось очень мало травы.

- Коллега Жвачек, закройте, пожалуйста, окно, - услышали мы голос Дира и, опасаясь разоблачения, дали тягу.

Первые три урока мы пребывали под впечатлением услышанного, а на большой перемене направились в учительскую и в дверях столкнулись со Жвачеком.

- Это опять вы! Что вам нужно?

- Мы к пану учителю Мисяку.

- В чем дело? - Алкивиад вышел к нам со стаканом чая в руке.

- Мы хотели бы взять карту.

- Карту… Но ведь урок у нас еще через два часа.

- Ничего. Мы бы тем временем повторили материал.

Преподаватели поглядели на нас с интересом.

- Может быть, нам следует захватить и какой-нибудь фильм… - быстро добавил я. - Ребята говорили, что есть фильм о пирамидах.

- К сожалению, аппарат испорчен…

- Это ничего. Аппарат можно починить… У отца Бэма радио и телемастерская, он наверняка справится и с этой починкой, - сказал Засемпа, - а пока что мы взяли бы карту и, может быть, те египетские диапозитивы, о которых рассказывали ребята.

- Хорошо… что-нибудь подберем… - сказал Алкивиад после минутной паузы.

Он допил чай и отправился с нами в кладовую. Когда мы отобрали карты и исторические таблицы, Пендзелькевич неожиданно спросил:

- Вам, пан учитель, удалось водрузить на место Катона?

- К сожалению, мои опасения оправдались, - спокойно ответил Алкивиад. - Пан директор не пожелал, чтобы Катон вернулся в его кабинет.

- Ну и что же теперь?

- Ничего. Придется его убрать.

- Вы его выбросите?

- Ну, нет. Я оставлю его у себя.

- А разве нельзя поставить его в историческом кабинете?

- У нас нет исторического кабинета. Он полностью аннексирован пани Калино.

- И вы, пан профессор, согласились на это?

- Я не подписывал с ней никакого соглашения, мои мальчики. И никто не принудил бы меня подписать подобный позорный акт.

- В таком случае вы сохранили на него все права.

- Конечно, но в данный момент поместить там бюст Катона было бы крайне неразумно, поскольку, как мне известно, пани Калино принадлежит к числу противников Катона, и я боюсь, что этот римлянин не прожил бы там и часа. Поэтому я и должен, хотя бы на время, убрать Катона.

- Но так не должно быть, - сказал я, - ведь он принадлежит школе.

- Да, он принадлежит школе, - подхватил Пендзелькевич. - Брат мой рассказывал, что когда он начал ходить в школу, Катон уже тут был. И товарищи брата, постарше его, тоже говорили, что когда они начинали ходить в школу, Катон тоже уже был. Он всегда здесь был.

- В том-то и дело, - сказал Алкивиад, - но увы - такова уж судьба старых вещей.

- Пан учитель, - сказал я, - отдайте его нам. Алкивиад застыл.

- Вам? Зачем?

- Он будет стоять в нашем классе.

- Да, пан учитель, - поспешно поддержали меня Пендзелькевич и Слабинский. - Мы сохраним его вплоть до выпускных экзаменов.

Алкивиад какое-то время внимательно присматривался к нам.

- Хорошо, можете его взять, - решил он наконец.

После этого он быстрыми шагами удалился.

- А не слишком ли ты увлекся? - спросил меня Засемпа.

- И зачем нам этот гипс?

- Я просто так… Просто я применил дезориентирующий поступок.

Засемпа с подозрением оглядел меня.

- А я думал, что ты и в самом деле принял близко к сердцу судьбу этой рухляди.

- Да что ты? - рассмеялся я. - Нет, я просто действовал по плану.

- Ну конечно, конечно, - торопливо поддакнули Пендзель и Слабый, уставившись в пол.

На этой же перемене мы вынесли Катона из кабинета и установили его в углу нашего класса, слева от кафедры.

Как обычно, вместе со звонком в класс вошел Жвачек. И конечно, сразу же обнаружил несчастного Катона. Брови его поползли вверх.

- Дежурный! Это что такое? - спросил он Слабого, который дежурил в этот день.

- Это Катон, - объявил Слабый.

- Эта злосчастная маска отнюдь не является украшением класса.

- Совершенно справедливо, - ответил я, - но маска эта заслуженная. Эта скульптура перенесла две войны и пятьдесят выпусков самых обыкновенных вандалов, не считая четвероруких. Разве это ничего не значит?

Жвачек посмотрел на меня с изумлением.

- Меня поражают твои слова, Чамчара. Вот уж никак не подозревал я в вас культа традиций.

- Никогда не известно, пан учитель, что теплится в душе молодежи, - отпустил я общее замечание философского типа.

- Но вы хотя бы знаете, кем был Катон?

- Имеем некоторые сведения, - ответил я.

- В любом случае - странно, - сказал Жвачек с иронической усмешкой, - что именно Катон нашел себе приют и именно в этом классе. Гражданскими доблестями вы отнюдь не отличаетесь.

- Отличиться гражданскими доблестями в школе не так просто, а зачастую и вовсе не возможно, - ответил я, - но в наш век свершают и невозможное.

Жвачек нахмурился:

- Это ирония?

- Жаль, что вы так думаете. Разве правильная формулировка мыслей столь уже редкое явление в этой школе?

- Да, редкое, а особенно в вашем классе. Твое неожиданное красноречие поражает меня, Чамчара.

- Я тренируюсь в риторике.

- Или в шутовстве.

- Быть хорошим шутом тоже искусство.

Тут, видно, полонист решил, что лучше все обратить в шутку. Он потрепал меня по плечу и рассмеялся:

- Садись!

О Катоне пан Жвачек уже не вспоминал. Но мы заметили, что с этого дня он немного изменился. Стал как-то внимательно приглядываться к ребятам и охотно беседовал с нами на всякие отвлеченные темы.

С беспокойством дожидались мы урока Алкивиада. В который раз просмотрели записки, относящиеся к СОТА, и убедились, что основа для дрейфа уже заложена. Алкивиад был явно ошеломлен и не только выделял нас в серой ученической массе, но даже начинал любить. Инцидент с Катоном должен был окончательно его обезоружить. Теперь оставалось только незамедлительно запустить Морского Змея, и средство начнет приносить плоды.