Эвелине Хаслер - Адам, Сюзанна и другие герои

Адам шел на день рождения. И зачем только он согласился? Ну почему его Лидия всякий раз приглашает? Рожица у нее, правда, миленькая и даже ямочка на одной щеке. Если б только она не командовала все время: только и слышен ее голос — все отдает приказы. А уж про Адама и говорить нечего, каждым его шагом руководить хочет. Да, приятного мало. Но и отказаться тоже вроде неудобно — разве так делают? Да и мамаша Лидии пироги печет вкуснее всех мам.

Адам потрогал рубашку на груди. Зашуршала бумага. За пазухой у него подарок — «Потешные очки» в нарядной упаковке. Не пойдешь же по деревне с подарочком в руке.

Адам позвонил. Ну, точно, она сама открывает дверь. А шуму-то, шуму! Смех, приветствия! Лидия потянула его за руку в гостиную. Нет, тут уж не вырвешься! Пришлось сразу садиться за стол. Мамаша Лидии как раз внесла свой чудо-пирог, украшенный девятью свечами. Она поздоровалась с Адамом и так пожала ему руку, что пальцы хрустнули. Да еще и расхохоталась. Даже рюмки на серванте зазвенели. Ну разве он сделал что-нибудь смешное? А теперь она оставляет их одних, сказала она, многозначительно подмигнув, и, шелестя платьем, вышла из комнаты. Да, она точь-в-точь такая же, как Лидия.

Лучше бы Адаму сейчас вообще испариться. На прошлый день рождения хоть Фрица еще пригласили, а сегодня он, кажется, здесь единственный мальчик на пять девчонок. Даже этот волшебный пирог ему не удастся, видно, толком распробовать. Он просто застрял у него в горле. И вот Лидия уже требует, чтобы все пересели. Лилиан, сидящей с ней рядом, велит поменяться местом с Адамом. Девчонки смотрят на него так, будто он теленок о двух головах. И конечно, потихоньку хихикают.

Лидия положила на стол крышку от спичечной коробки. Адам взглянул на эту крышечку с отчаянием. Но Лидия уже сунула в нее свой нос и без помощи рук передала ее Адаму — прямо носом на нос посадила. К счастью, нос у него побольше, чем у нее, и крышка так к нему и прилипла. Ага, понятно, Лидии просто нужно было боднуть его лбом. Он передал эту дурацкую крышечку дальше, посадив ее прямо на нос Доре. Если крышка упадет на пол, игру начинают сначала. И Лидия опять будет пыхтеть ему в лицо теплым пирогом.

Интересно, почему она до сих пор даже не поинтересовалась подарками? Ни один еще не распакован. Видно, эти игры для нее куда важнее. Теперь она вошла в комнату с платком в руке и велела Лилиан завязать ей глаза. Ага, понятно — «жмурки». Вся штука в том, чтобы узнать человека с закрытыми глазами. Лидию раскрутили как следует, чтобы она запуталась, кто где стоит. Но она пошла прямиком… на Адама, на кого же еще! И вот уже трогает рукой его волосы. Казалось бы, вполне достаточно, чтобы его узнать. И по прическе ясно, что он не девчонка. Но она продолжает водить руками по его лицу, потом по плечам, по рукам и опять по лицу. И вдруг с притворным изумлением громко выкрикнула его имя. Теперь Адаму завязали глаза, но все равно он мог подглядывать через щелочку внизу. И назло Лидии он выбрал Лилиану — из мести. Но Лидия тут же властно прервала игру и приказала играть в сердитую кошку: пронзительно мяукать, уткнувшись кому-нибудь в колени, пока тот не расхохочется. Адам решил, как только Лидия начнет мяукать, тут же дать деру, даже не попрощавшись. Как бы не так! Лидия стала мяукать ему, держа его за плечи и не давая встать со стула. И он, конечно, расхохотался уже после двух идиотских «мяу», хотя на самом деле ему хотелось реветь.

Ну, наконец-то, Лидия взялась за подарки и стала срывать ленточки со свертков. Ладно, как только скажет ему спасибо, он тут же попрощается и уйдет. Но Лидия придумала новую игру — в подарки. Тот, кто принес подарок, пусть молчит, а остальные гадают, что там завернуто в бумагу.

Кто ошибется, дает фант, а потом получает задание — пощекотать кого-нибудь или крикнуть из окна «Я люблю Лидию», или еще какую-нибудь несусветную чушь. Подарок Адама — «Потешные очки» — чуть не разрушил все планы Лидии. Она завизжала, опрокинула стул. Очки в самом деле были страшенные. На стеклах нарисованы глаза с ужасными веками. Если слегка качнешь головой или повернешься, один глаз откроется, а другой прищурится, да еще как зловеще! Лидия надела очки на нос и потребовала, чтобы дали задание фанту, который у нее в руке. Дора, потеряв от страха всякую способность думать, предложила, чтобы хозяин фанта трижды обежал вокруг дома, крича «кукареку». Из разжатого кулака Лидии вывалился носовой платок Адама. Его фант!

Ни разу не обежал он вокруг дома и, уж конечно, не кричал петухом. Он свернул за угол дома и тут же пустился наутек самой короткой дорожкой — нырнул под забор, рванул прямиком к насыпи и был таков. Платок, весь грязный, потому что, собираясь в гости, он почистил им ботинки, так уж и быть, останется ей на память, как второй подарок ко дню рождения.

Они здорово потрудились в эту неделю и теперь надеялись, что хоть в субботу им не дадут никакого задания. Но отец настаивал, чтобы они шли собирать груши. А то ведь груши сгниют — вот уже сколько дней идет дождь. А когда отец настаивал на работе, мать всегда брала его сторону.

Брат вытащил из сарая тележку. Колеса с грохотом перепрыгнули через порог. Сестра с брезгливой гримасой бросила в тележку мокрые мешки, а Адам проворчал:

— Собаку и то в такую погоду не выгонят, а вот нас посылают!

Брат взглянул на малыша с одобрением — точно сказано! Сестра поежилась:

— Станешь под дерево, а тебе за шиворот с веток так и каплет!

— А трава холодная, мокрая! — причитал брат. — Только дотронешься, пальцы синие, деревенеют!

Да, все они были единого мнения, и это их утешало. Ну, и потом, наконец-то они одни. Дома ведь всегда под надзором. Если мама куда уйдет, тут же место ее заступает тетка. Даже в поле, и то под присмотром.

А теперь бегом! Кто-нибудь один сидел в тележке, двое везли, на поворотах убыстряя бег, так что тележка становилась на дыбы, а все равно не опрокидывалась. Это их развеселило.

Но вот сейчас, когда они стояли под деревьями, брат снова начал браниться.

— Пошли отсюда. Нам с этим вообще не справиться!

Земля под деревьями была густо усеяна маленькими незрелыми грушами, падалицей, годной только для настойки. Сто раз нагнешься, пока наполнишь доверху хоть одну корзинку. Сестра, всегда самая разумная, сказала: