Андрей Неклюдов - Звезда по имени Алголь

Не успел всплывший на поверхность Коврига заорать от возмущения, как остальные, сталкивая друг друга, с визгом и хохотом также полетели за борт.

Пока они плескались, забытый всеми Колесик, не желая утонуть, безостановочно вычерпывал из лодки набирающуюся воду.

Как когда-то, распластавшись на льду катка, они кричали «Золото! Золото!», так и сейчас, с таким же удовольствием и столь же бессмысленно мальчишки орали: «Вода! Вода!».

— Здесь нас никакой Туловище не достанет! — прокричал, отдуваясь, Ромка.

— И никакая жилконтора!

— Свобода, корешки! — завопил Боча.

— Свобода! Ур-р-ра-а-а!!! — подхватили остальные.

Купались до посинения губ. Ныряли ко дну, где вода была как из холодильника и, захватив там горсть холоднющего ила, вынырнув, обстреливали друг друга этой чёрной жидкой грязью. Кто-то успевал вовремя погрузиться, и шлепки ила очередью проходили над его головой, взмучивая воду, кому-то заряд попадал в физиономию, вызывая общий хохот.

Потом решили разделиться на две команды. Одна — Ромка, Макапка и маленький Бочик — были переселенцами и, следовательно, владели фортом и кораблём. Другая — Коврига и Боча, изрисовав друг друга илом, сделались индейцами. Индейцы постоянно скрывались в джунглях и время от времени нападали на переселенцев. Краснокожие обстреливали плывущих на корабле бледнолицых стрелами — надранными в соседнем болотце пиками рогоза с коричневыми набалдашниками, которые при ударе о лодку или спину переселенца взрывались облаком пуха. Экипаж судна отстреливался картечью — комочками вишнёво-красной глины, которую неустанно добывал на песчаном холме недалеко от форта Колесик. Хоть он и нарыл её целую кучу, но в самом фрегате боеприпасы быстро иссякли. Индейцы же совсем осмелели и не давали морякам даже высунуться из-за борта.

— Бросаем судно и плывём к берегу! — скомандовал Ромка, давая событиям новый поворот. — Укроемся в крепости.

После этого корабль перешёл в руки краснокожих. Но зато теперь у переселенцев снарядов было хоть отбавляй, и они устроили грандиозную канонаду.

— По корыту с индейцами — огонь! — издевательски выкрикивал Ромка, и они одновременно давали залп из трёх орудий (у одного, правда, постоянно случался недолёт).

— Огонь! — и индейцы приседали, скорчившись на дне лодки, прикрывая ладонями головы.

Ромка пулял не целясь. Потому что если бы он бил прицельно, головы индейцев давно были бы в шишках. Но и так вскоре над озером раздались крики о пощаде. На этом сражение закончилось. Индейцы удалились в лесную чащу, а переселенцы (их снова было пятеро), усевшись на песке возле своего форта, развели огонь в очаге и повесили над ним кастрюлеобразный котелок с водой и картошкой.

Пока солнце садилось где-то за дальним лесом, а озеро сделалось зеркально-неподвижным, приятели с жадностью уплетали горячую, дымящуюся картошку с луком и поджаренным на палочках салом. Потом пили чай, сделанный в том же котелке. И мечтали вслух о своей дальнейшей сказочной жизни на Ночном.

— Законопатим и просмолим как следует судно, — планировал Ромка, — а после хорошо бы сделать пляж. Вон на том голом мысочке. На нём солнце сегодня почти не переводилось.

— Там же грязюка! — скривился Коврига.

— Ну и что! Там грязюка, а здесь на горке полно песка. Будем в лодке возить песок на мыс и там рассыпать. С пляжем ведь намного красивее.

На самом же деле не столько стремление к красоте подталкивало Ромку: он тайно надеялся, что когда-нибудь здесь появится и Макапкина сестра Лиля, и тогда ей будет где загорать.

— А ещё здорово бы флаг повесить над фортом, — мечтательно разулыбался Макапка. — На длинном шесте. Чтобы как в кино можно было поднимать и опускать.

— Это просто сделать, — заявил Боча. — Макапка будет с флагом на шест залезать, как макака на пальму, и вешать, а вечером снимать.

— Нет, это ты станешь шест сгибать и вешать, — нашёлся Вадик. — Ты же у нас силач.

— А ещё родник бы расчистить, по которому лодку тащили через кусты, — вспомнил Коврига. — Будет чистая питьевая вода.

— Вода и в озере кайфовая, — возразил Боча.

— Но лучше, чтобы родник был. На всякий случай. Вдруг воду в озере кто-нибудь отравит.

— Ну ты и скажешь! Кому это надо?

— Мало ли… Мумбу убили — и озеро отравят.

В дальнем заливе запела лягушка. К ней присоединилась ещё одна. По гладкой поверхности воды тут и там пошли беззвучные круги. Это рыбёшка хватала липнувшую к воде мошкару.

— Вот бы заночевать здесь, — вздохнул Боча, которому явно не хотелось топать домой.

— Заночуем ещё и не раз, — заверил Ромка.

— А отпустят? — приподнял чёрные брови Макапка.

— На чердак ночевать отпускали — и сюда отпустят. Уговорим.

Дня три ушло на уговаривание родителей. Особенно тяжело пришлось Макапке, родители которого опасались простуд и маньяков. Кое-как уломали.

В путь отправились с утра пораньше. Рюкзаки получились тяжёлые — с запасами провизии, одеялами и всякими тёплыми вещами, без которых родители просто отказывались отпускать.

Речку переходили вброд с одеждой и рюкзаками на головах. У Ромки за спиной вдобавок, обвив руками его шею, болтался, бултыхая в воде ногами, маленький Бочик. Своими ладошками он то и дело нечаянно закрывал Ромке то глаза, то рот. Из-за этого Ромка слегка сместился от нужной линии (да ещё и течение подталкивало) и скоро шёл уже не просто по горло в воде, а еле двигался на цыпочках, запрокинув голову, так как уровень воды доходил уже до его носа. А Колесик в это время весело и беззаботно колотил ногами, не подозревая, какая опасность нависла над ними обоими. Ещё несколько шагов вслепую (детские ладошки опять закрыли ему видимость) — и Ромка, задержав дыхание, погрузился по самые глаза. Он чувствовал: ещё немного, и он начнёт тонуть по-настоящему. Но сбросить с себя малыша, так простодушно доверившего ему свою жизнь, он не мог. А чтобы выдержать, он усиленно представлял себе, будто не Колесика, а Лилю переправляет через реку и от него сейчас зависит её жизнь. И это прибавляло ему сил.

К счастью, дно стало медленно повышаться, и Ромка смог наконец вздохнуть. А ещё метров через десять — освободиться от беспокойного пассажира.

Всю первую половину дня смолили и конопатили лодку, заранее вытащенную на берег и перевёрнутую кверху дном. Когда гудрон подсох, белой краской на чёрном боку вывели название: «Мумба». Это ответственное дело поручили Макапке как самому аккуратному. Написал он ровно, без клякс, зато сам перепачкался в краске.

Когда надпись подсохла на солнышке, судно торжественно спустили на воду. И приступили к устройству пляжа. Оказалось, чтобы пляж стал по-настоящему песчаным, а не песчано-грязевым, с песчаным, а не илистым дном возле него, надо было привезти не пять, не десять лодок песка, как думалось сначала, а, наверное, не меньше ста.