Гариф Губай - Дочь бакенщика

Возле его низкой закопченной трубы вытянулся высокий солдат — часовой. Он стоял, как пригвожденный, потом, видно желая согреться или стряхнуть сон, потопывал ногами и снова застывал. У его ног, подобно псу, готовому кинуться на человека, ощерился пулемет. А рядом с пулеметом, перед штурманской будкой, стояла мелкокалиберная пушка. Внутри будки два человека в потрепанных белых фуражках держались за штурвал и, крутя его во все стороны, пели какую-то песню. Внизу сквозь иллюминаторы, почти касавшиеся воды, на реку падали снопы бледного света. В одной из кают виднелся огонь, но с наступлением зари он стал тускнеть. У окна этой самой каюты стоял еще один часовой.

Заметив солдат, Ильсеяр юркнула за спину отца. Потягивая его за рукав, она зашептала:

— Как бы не выстрелил, папа!

— Стрелять-то не будут… Только вот на бакен могут наскочить, — сказал Мэрдан с тревогой.

А пароход, точно козел, собравшийся пронзить рогами котенка, несся прямо на красный бакен. Это уже было действительно опасно! Пароход сядет на мель, а Мэрдана обвинят в том, что он неправильно расставил бакены, и расстреляют без всякого.

— Папа, дай скорее сигнал, а то на мель сядут! — потянула Ильсеяр отца за рубаху.

Мэрдан и сам видел, что нельзя медлить, и, подняв к губам поржавевший рупор, крикнул:

— Эй! Влево! На мель лезете!..

Штурманы, видно, не слышали.

Мэрдан крикнул еще раз, те не обратили внимания. А когда выбежавший на сигнал Мэрдана капитан дал команду «Влево!», было уже поздно. Пароход с ходу повалил бакен, с грохотом протащился немного вперед, дрогнул всем корпусом и стал как вкопанный. Капитан в белоснежной своей форме кубарем полетел по лестнице, его белая фуражка покатилась и упала прямо в воду. Часовой на мостике покачнулся и опрокинулся навзничь. Из трубы парохода повалил густой черный дым, и тут же раздался гудок — осипший, тревожный. Он понесся по Белой, ударяясь о крутые берега, и затих где-то очень далеко.

По тревоге в каютах один за другим зажглись огни. На палубу высыпали солдаты, офицеры, — кто в шинели, кто в гимнастерке. Все кричали, ругались.

Суматоха прекратилась быстро. На капитанском мостике показался очень худой, жилистый офицер в белых перчатках, и все, словно обвиняемые в ожидании приговора, тотчас же затихли.

Капитан подошел к офицеру и, отдав честь, обратился к нему:

— Разрешите доложить, господин полковник. Пароход сел на мель, штурманы оказались пьяными, вывели пароход с фарватера. Виновные взяты под арест. Позвольте отправить человека к здешнему бакенщику для наведения справок о местности.

— Привести ко мне его самого!

Мэрдан облегченно вздохнул. Рапорт капитана выручил его из весьма возможной беды. Даже Ильсеяр сообразила это и вылезла из-за спины отца. Не ожидая приказа, Мэрдан спустился вниз, забрался в лодку и, широко взмахивая веслами, отчалил к пароходу.

Все, кто стоял на палубе, повернулись к Мэрдану. Низкорослый офицер с рыжей бородкой коротко спросил у него:

— Ты кто?

— Бакенщик я, ваше благородие, с этого участка.

Офицер хотел сказать что-то еще, но его прервал голос полковника с капитанского мостика:

— Далеко до пристани, бакенщик?

Полковник подошел близко к перилам. Один его глаз был прикрыт черной повязкой, другой, здоровый, в упор смотрел на Мэрдана из-под опухшего века Кожа под глазом тяжело обвисла, покрылась синевой.

Желая выяснить нрав полковника, Мэрдан тянул с ответом, сделал вид, что не расслышал его.

Полковник выплюнул в воду разжеванный окурок папиросы и, заложив руки за спину, повторил:

— До пристани далеко?

Услышав раздражение в голосе полковника, Мэрдан ответил, снимая с головы войлочную шляпу:

— Двадцать три версты, ваше благородие, сухопутком — девятнадцать.

Полковник вытаращил единственный свой глаз.

— Скверно, очень скверно, — процедил он сквозь зубы. — Нам во что бы то ни стало надо сегодня же быть в Белебее. Если задержимся… Нет, нет… Это невозможно… — Полковник повернулся к капитану, который подобострастно пытался ему что-то объяснить, и отчеканил: — А вас — под суд! В трибунал! Взять его!

Лицо капитана как-то сразу посерело. Он подался всем корпусом к полковнику, точно желая просить пощады, но тот брезгливо отмахнулся от него и повторил:

— Взять!

Несколько солдат схватили капитана и потащили вниз. Взгляд полковника остановился на вытянувшемся в струнку первом помощнике капитана.

— Обязанности капитана возлагаю на вас.

Уж так повелось: мышке — слезы, кошке — смех. Одетый с ног до головы в белое, новый капитан, силясь скрыть свою радость, молодцевато шагнул вперед, отдал честь:

— Рад стараться, ваше благородие!

Полковник небрежно взмахнул двумя пальцами и приказал:

— Надо послать людей на пристань за буксиром!

Капитан натянуто улыбнулся:

— Слушаюсь, ваше благородие. Только будет ли от этого польза? Нынче на пристанях пусто, как в желудке отощавшего волка. Там, пожалуй, не только буксира, но и разбитой лодки не сыщешь.

Полковник, покусывая губу, вопрошающе смотрел на Мэрдана. Мэрдан, как бы говоря: « Да, капитан прав », — кивнул головой. Полковник опять обернулся к капитану:

— Все-таки необходимо отправить на пристань. Оттуда по телефону сообщить в штаб о создавшемся положении. Думаю, что буксир найдется. — Полковник поманил пальцем одного из офицеров — Возьмите отделение солдат и немедленно отправляйтесь на ближайшую пристань. Сообщите о несчастье в штаб по телефону и потребуйте буксир!

— Будет исполнено, ваше благородие.

Офицер отступил на несколько шагов назад и, как рыба, сорвавшаяся с крючка, скрылся с глаз.

— А вы — за мной, — приказал полковник рыжебородому офицеру. — Пойдемте!

Тот взглянул на Мэрдана, словно хотел в чем-то уличить его, но, не сказав ни слова, пошел за полковником.

— Тьфу, собака! — сказал Мэрдан про себя и спустился по трапу вниз.

Там его встретил солдат-башкир и стал о чем-то расспрашивать.

Следившая за отцом Ильсеяр нетерпеливо крикнула:

— Папа!

— Сейчас, дочка…

Мэрдан спрыгнул в лодку и начал грести к берегу.

— Ловкий молодец, — проговорил солдат, глядя ему вслед.

Сегодня с утра все шло по-необычному, не как в другие дни. Началось с того, что пришлось увести Актуша.

В одной версте от будки, если идти вниз по течению реки, была вырытая глубоко под обрывом пещера. Рассказывали, что давным-давно, когда шел Пугачев на Москву, прятались там башкирские крестьяне, которые шли на соединение с войском атамана. Ильсеяр это не было доподлинно известно. Но она знала другое: несколько лет назад в этой пещере с самого ледохода до поздней осени жил рыбак. Только, ой, был ли он рыбаком-то! По утрам, в самую пору клева, он спал, а вечером вылезал из пещеры, закидывал удочки и сидел, поглядывая на поплавки. А как темнело, уходил бродить по деревням и возвращался только к рассвету. Однажды в полночь заглянул он к ним в будку, простился со всеми и как ушел, так и не вернулся.