Анатолий Левандовский - Наследники господина Чамберса

— По порядку... Вы, как истинный математик, желаете везде и во всем видеть стройную систему. Это можно понять, но этому далеко не всегда удается следовать... Однако, пожалуй, начинать все же следует с Чамберса. Кстати, вам знакомо это имя?

Даламбер кивнул.

Руссо сделал неопределенный жест.

Дидро продолжал:

— Так вот, напоминаю вам, господа, что англичанин Эфраим Чамберс выпустил в 1728 году «Энциклопедию, или Всеобщий словарь искусств и наук».

— Это общеизвестно, — пробормотал Даламбер.

— Да, общеизвестно. Общеизвестно также, что за короткое время словарь этот выдержал в Англии пять изданий. Как вы думаете, почему? Да потому, что в своем роде он уникален. Хотя в разное время и было сделано множество попыток создать нечто в подобном роде, но до хитроумного англичанина никто в этом не преуспел...

— Положим, — возразил Даламбер, — а наш соотечественник Пьер Бейль? Разве его «Исторический и критический словарь», опубликованный еще в конце прошлого века, уступает «Энциклопедии» Чамберса?

— Вы бы вспомнили еще об Альтштедте или Роджере Бэконе с его «Компендиумом»... Нет, Пьеру Бейлю и его предшественникам далеко до Чамберса. Бейль ведь не хотел, да и не мог создать действительно универсальный труд, основанный на единстве наук. Он преследовал гораздо более узкую цель — критический разбор религиозных и философских учений различных эпох. К тому же, выступая против религиозного ханжества, сражаясь с метафизиками и богословами, он не мог опереться на опыт, он не знал естественных наук...

— А Чамберс?

— О, Чамберс поставил перед собой гораздо более серьезную задачу. Он пожелал представить в своем «Словаре» все науки — точные, естественные, гуманитарные; он взялся за геологию, военное дело, коммерцию, математику. Но главное даже не в этом. Вот послушайте, что написал он в предисловии.

Дидро вытащил из кармана смятую бумагу и прочитал:

— «...Наша цель состоит в том, чтобы рассмотреть различные предметы не только в отдельности, но' и во взаимной их связи, в том, чтобы рассмотреть каждый из них как нечто целое и как часть еще большего целого». — Дидро торжествующе посмотрел на своих товарищей: — Ну, каково?..

— И что же, разрешил он эту задачу? — тихо спросил молчавший до сих пор Руссо.

— Увы, — вздохнул Дидро, — не разрешил.

Даламбер и Руссо дружно расхохотались.

— Так зачем же вы морочите нам голову? — воскликнул Даламбер, переведя дыхание.

— А затем, — заорал еще громче Дидро, — что вы, господин систематик, требовали, чтобы я рассказал все по порядку! Порядок же заставляет начинать с Чамберса.

— Это почему?

— Потому, что Чамберс впервые, слышите ли, впервые попытался осуществить идею «Нового органона» великого Фрэнсиса Бэкона и дать стройный свод человеческих знаний,

потому что Чамберс сделал больше, чем кто-либо из его предшественников, потому, наконец, что дальше речь пойдет о переводе двухтомника Чамберса на французский язык..*

— С этого бы и начинали, — проворчал Даламбер.

— К этбму я и клоню, — отпарировал Дидро. — Но ведь вы же сами требовали, чтобы я рассказал все по порядку...

Он обиженно замолчал. Молчание продолжалось долго.

— Вы намерены продолжать? — первым не выдержал Даламбер.

— Если вы пообещаете не прерывать меня более.

— Обещаю, обещаю, — вздохнул Даламбер, — но говорите дело!

— А я и подавно не раскрою рта, — буркнул Руссо, вновь * углубляясь в созерцание скатерти.

— Так вот, друзья мои, — с воодушевлением продолжал Дидро, — я напомнил о Чамберсе и его «Словаре» лишь затем, чтобы рассказать о недавно происшедшем со мною и кое-что предложить вам... Дело в том, что несколько лет назад у нас в столице появились двое досужих дельцов, англичанин Джон Миле и немец Готфрид Селлинг. Один из них, Миле, разбирался немного в науке, другой, Селлинг, кое-как знал иностранные языки...

— Да нам-то что за дело до этих проходимцев? — возмутился Даламбер.

— Прямое дело, как вы сейчас увидите, если не будете нарушать только что данное слово... Эти господа предложили хорошо вам известному Андрэ Франсуа Лебретону, издателю «Королевского альманаха», перевести для него словарь Чамберса. Лебретон, который и сам подумывал об этом, с радостью принял предложение и поспешил выправить в министерстве -привилегию и патент на перевод «Словаря». Но тут между книгоиздателем и переводчиками началась ссора...

— Из-за чего?

— Из-за чего же, кроме славы и денег? Суть в том, что хитрый Лебретон оформил привилегию на свое имя, даже не упомянув в ней подлинных исполнителей... Честно говоря, он имел некоторые основания для подобного шага: перевод был сделан из рук вон плохо, я видел его. Но оскорбленные переводчики выступили с протестом; началась долгая свара. За время ее немец успел умереть, англичанин же как-то явился к своему работодателю, угрожая проткнуть его шпагой. — Дидро усмехнулся. — Молва вещает, что между ними произошла драка, поднявшая чуть ли не все население квартала... Миле подал в суд, но ничего не выиграл: привилегия была закреплена за Лебретоном, истцу же пришлось ретироваться» уплатив судебные издержки... Тогда Лебретон, поскольку работа не двигалась с места, пригласил аббата Гюа де Мальвеса...

— Знаю я этого гуся, — снова не утерпел Даламбер. — Этот геометр и математик пользуется репутацией сумасшедшего...

— Совершенно справедливо, — невозмутимо продолжал рассказчик, — то же самое слово в слово заявил мне и Лебретон, когда решил порвать с де Мальвесом. Именно в связи с создавшейся ситуацией он и пригласил меня к себе в бюро...

— И вы говорили с ним?

— Вы неисправимы, мой друг. Как раз об этом-то я и собирался побеседовать с вами обоими сегодня!

— Слава богу, наконец-то добрались... Но приступайте же к сути дела!

— Вот уже битый час я тщетно пытаюсь это сделать вопреки вероломству обещавших молчать... Итак, Лебретон, видимо зная о моих скромных заслугах, в частности о переводах с английского, предложил мне ни много ни мало, как завершение работы над «Словарем» и общую его редактуру.

— И вы?..

— Я прежде всего поделился с ним мыслями, которые давно уже меня волновали. Я указал, что принцип словаря Чамберса хорош, но сам «Словарь» этим принципам не отвечает, что он в ряде своих частей безнадежно устарел и вообще нет никакого смысла ограничиваться его переводом. Я заявил, что «Энциклопедию» следует писать совершенно заново и что с этим делом французы сегодня справятся гораздо лучше, чем англичане!

Даламбер и Руссо переглянулись.

Дидро, довольный произведенным эффектом, улыбнулся и замолчал.

— Дальше, дальше! — нетерпеливо воскликнул Даламбер. — Говорите же, несносный вы человек! Лебретон, наверное, после подобных тирад указал вам на дверь?