Анатолий Левандовский - Наследники господина Чамберса

Мэтр Дидье вздыхает.

У мадам Анжелики снова красные глаза.

Дени ободряет родителей:

— Подумаешь, каких-то семь дней! Я буду заниматься дома и все наверстаю!

— Так-то оно так, мой милый сын, — говорит мэтр Дидье, открывая табакерку, — но ведь на один из этих дней, если я не ошибаюсь, приходится выпускной экзамен и, сверх того, раздача годовых наград!

Дени в отчаянии. Он не учел этого обстоятельства. Вот тебе на! Что за дуралей — затеял драку в такое время! Учиться на «отлично» весь год и не сдать экзаменов!..

Нет, такого он допустить не может.

В день экзаменов он, словно ничего не было, отправляется в коллеж.

И встречает непреодолимое препятствие.

У двери как всегда хмурый страж. Следуя приказу, он не пропускает мальчика.

Дени умоляет.

Швейцар непреклонен.

Дени делает отчаянный рывок и проскальзывает в дверь.

Разъяренный швейцар успевает нанести ему удар алебардой.

Дени мчится по коридорам, не чувствуя боли. Но скоро правая рука начинает отчаянно ныть. Он дотрагивается до раненого места — рука в крови! Кровь капает на пол!..

Стиснув зубы и кое-как перевязав руку носовым платком,

он вбегает в актовый зал.

Здесь все уже в сборе. По стенам вытянулись шеренги учеников. За полукруглым столом в центре зала — ректор и профессора.

Профессор риторики первым видит запыхавшегося мальчика, спешащего юркнуть на свое место. Профессор смотрит на ректора. Ректор возводит глаза к небу. Затем тихо обращается к членам экзаменационной комиссии:

— Отцы мои, я полагаю, что раз уж он явился, пусть сдает. Сделаем вид, будто ничего не произошло...

Мэтр Дидье и мадам Анжелика с нетерпением поджидали сына.

Наконец он появляется на площади Шамбо.

Дени шествует словно триумфатор, гордо подняв голову, В руках у него стопка книг, почти достигающая подбородка, — это награды. А три лавровых венка — они так велики ему, что спустились на плечи.

Мать выбегает навстречу, обнимает, целует Дени и торжественно подводит его к отцу.

Почтенный ножовщик тщетно пытается унять волнение, манипулируя своей табакеркой. На глазах у него слезы...

Только вечером, меняя белье Дени, мадам Анжелика обнаружила рану на его руке.

Весной 1726 года Дени окончил коллеж.

23 августа на тринадцатилетнего мальчика надели сутану и сам господин лангрский епископ выстриг ему тонзуру.

Но каноником Лангра сын мэтра Дидье так и не стал.

Как раз в это время тяжело заболел дядя Виньерон. Он не забыл о своем обещании, но не смог его выполнить, встретив яростное сопротивление капитула: место было уж слишком лакомым и на него у святых отцов имелся свой кандидат.

Смерть Виньерона окончательно разбила все планы семьи Дидро.

Должность каноника, тысяча восемьсот ливров жалованья, дом и конюшня были для Дени утрачены навсегда.

Впрочем, он не жалел о потере. К этому времени у него складывались уже совсем иные планы.

В юной душе Дени зрели сомнения.

Он никак не мог понять, ради чего он старается.

Конечно, латынь, греческий, математика, риторика — все это очень хорошо. Математика дает пищу уму, а на латыни и греческом говорили и писали великие люди древности.

Но вот богословие...

Да, он согласился стать священником. И, конечно же, не потому, что жаждал получить дом и конюшню дяди Виньерона. Он хотел знать закон божий, поскольку надеялся, что закон этот объяснит загадки жизни.

Но чем глубже постигал Дени «святое учение», тем дальше оказывалось оно от разума, тем больше тревожных мыслей и чувств зарождалось в душе ребенка.

Прежде всего он довольно быстро понял, что «божьи люди» — не самая лучшая часть общества. Его поразило лицемерие, царившее в их среде. На словах они заботились о своей «пастве», на деле же думали только о том, как содрать грош с верующего. Они говорили о боге, а думали о собственном благополучии.

Но даже не это было самым страшным.

Юного богослова больше всего волновала мысль о целесообразности всего сущего.

Действительно, если бог — творец и хозяин вселенной, то он обязан заботиться о предметах творения. Он должен печься о том, чтобы в мире была справедливость, чтобы гармония жизни была полной.

Что же получалось на деле?

Дени всматривался в окружающий мир и не видел гармонии. Повсюду богатые запирались в «крепости», а бедные умирали с голоду. Почему нищий Тома слеп? И почему он получает только два су в неделю, да и то лишь милостями мэтра Дидье? Почему подмастерье Жан работает не меньше отца, но едва зарабатывает на скудное пропитание семьи? Как может допускать бог-творец, чтобы дети его жили в постоянных распрях и вечных болезнях? Почему страданий в мире так много, а радостей мало и распределяются эти радости так неравномерно?..

Эти и подобные им вопросы сотнями возникали в голове Дени, и ответов на них он не знал. Сомнения сильно охладили его первоначальный пыл. Не то чтобы он потерял веру в бога — этого пока не произошло, но он уже не верил, что сам сумеет быть достойным пастырем. Нет, это было не для него. Раз он не понимал сущности происходящего, как мог он объяснить ее прихожанам?..

А между тем прежние раздумья о вселенной, о большом мире, который он должен познать, выйдя из крепости родительского дома, приходили вновь и вновь, становились всё более упорными, тревожили его сильней и сильней. Дени мечтал о путешествиях. Он с увлечением слушал рассказы о далекой Африке или Индии. Однако пока что больше всего манил его к себе не столь далекий Париж. Вот где он смог бы найти себя! В Париже жизнь бьет ключом. И там есть чему поучиться. Там прекрасные коллежи — не чета лангрскому, там Сорбонна...

Мечта о Париже не дает спать Дени.

Наконец он решается.

Уверенный, что мэтр Дидье станет противиться его планам, он, ничего не говоря отцу, готовится тайно покинуть Лангр. Только один человек знает о его замысле — двоюродный брат Шарль, который всецело ему сочувствует и даже готов вместе с ним бежать из дому...

Если бы беспокойный сын каноника старался понять своего отца, он не стал бы таиться от него.

Мэтр Дидье, крепко обеспокоенный будущим старшего сына, уже неоднократно подумывал о том, что Лангр открывает ему слишком узкое поле деятельности.

Сам человек крайне религиозный, мэтр прекрасно видел, что священника из Дени не получится. Вот второй его сын, тихий и набожный Пьер, тот вполне бы подошел для этой должности. Что же касается Дени, то у мэтра Дидье в отношении его теперь зрела новая золотая мечта. Он должен стать юристом! Судейская карьера ничуть не хуже духовной. Деми сметлив, вдумчив, наблюдателен, остроумен, он прекрасно справится с дигестами и пандектами. Если ему повезет, он может стать даже членом парламента. Не только провинциального, но и парижского. А раз так, то необходимо поскорее отправить его в Париж. Там он изучит право, получит звание и должность, там он сделает большую карьеру.