Полли Хо-Йен - Мальчик в башне [litres]

Оби знает о семье, чья мама пекла ароматные пироги. Он знает о женщине, у которой была кошка, которая родила котят. Он знает о каждом.

Оби приводит меня в квартиру на одном из нижних этажей. Там стоит странный запах лекарств. Как у тех штук, которыми мажут царапины и говорят, что будет не больно, но это неправда. В квартире все коричневого цвета: стулья, диван, даже стены и люстры.

Оби поднимает из-за стула два серебристых баллона, из которых торчат тонкие прозрачные трубки с маской на конце. Потом мы идем в квартиру парой этажей выше.

Там полно фотографий с джунглями, пустынями и всем таким прочим. На столе в гостиной стоит огромная ваза с увядшими цветами. А еще там очень много книг, но они совсем не такие, как у Дори. По книгам Дори видно, что их читали десятки раз, а эти все большие, блестящие и новенькие.

Оби выходит из спальни с огромным рюкзаком. Я такие видел – трудно представить, что один человек может такой нести. Оби отдает его мне. Хотя рюкзак большой, в нем ничего нет, поэтому он легкий. Мы возвращаемся в подвал, в квартиру Оби; я несу рюкзак, Оби несет баллоны с кислородом.

Оби протягивает мне непрозрачный скотч:

– Наклеишь поверх маски, когда скажу. Без дырок, понял?

Он кладет баллоны в рюкзак, крутит что-то сверху, и слышится негромкий свист. Потом он надевает рюкзак на спину и садится на кровать, натягивает маску и велит ее заклеивать.

Я стараюсь как могу, честно, но волнуюсь ужасно. Женщина по телевизору говорила, что споры очень маленькие. Наверняка они смогут пробраться через скотч. Я заканчиваю обматывать маску скотчем, Оби достает из комода шарф и оборачивает его вокруг лица, так что видно теперь только его глаза. Потом он находит очки для плавания и надевает их тоже.

Оби выглядит чудно и безумно, но потом говорит:

– Лучше лишний раз подстраховаться. – И я соглашаюсь.

– Жди меня у Дори. Вниз ни в коем случае не спускайся. Обещаешь, Ади? Я могу случайно запустить в башню споры, когда буду выходить, так что жди у Дори, понял?

– Понял, – говорю я. – Удачи.

Этих слов недостаточно. Потому что на самом деле я думаю: «Пожалуйста, пусть все будет хорошо, пожалуйста, возвращайтесь скорее, пожалуйста, спасите Гайю».

А еще я думаю, что Оби – самый храбрый человек на всем белом свете.

Прошло два часа с тех пор, как ушел Оби.

Дори побледнела, когда я рассказал ей о случившемся, но потом быстро покачала головой и сказала:

– Он скоро вернется.

Сейчас она учит меня играть в Джин Рамми.

Раньше я никогда в карты не играл. Мне понравились те, что с лицами: валеты, дамы и короли.

Дори на это отвечает:

– Давай им всем лица сделаем?

Мы так и поступаем. Рисуем на каждой смешные глаза и улыбки. У Дори хорошо получается. Одну карту она делает похожей на меня: кучерявые волосы и легкая полуулыбка. Это двойка бубен.

В Джин Рамми играть весело. Гораздо веселее, чем в мои игры, даже с животными. И кон идет довольно долго.

Дори раздает нам по семь карт и говорит, что нужно собрать три карты одного типа и четыре – другого. Можно собирать либо карты с одинаковым значением, то есть три валета или четыре семерки, или то, что Дори называет «стрит». Это когда числа идут по порядку: три, четыре, пять. Собрать стрит тяжело, потому что все карты должны быть одной масти.

Один раз мне показалось, что я выиграл, и я выкрикнул «Рамми!», как учила Дори, но мой стрит не был одной масти, поэтому мы продолжили.

Сейчас я собираю карты с одинаковым значением. Это проще. Мне нужна только одна карта, пятерка пик, – и я выиграл.

Мы играем молча, но Дори часто улыбается мне поверх веера карт. Мне кажется, ей очень нравится играть.

– Рамми! – кричит Дори и шлепает карты на стол с такой силой, что он трясется.

Мы играем еще пару конов. Дори выигрывает два раза, а я один. Приходит время обеда.

– Хочешь сходить к маме, пока я готовлю, Ади? – спрашивает Дори.

– Можно я посижу с вами, подожду Оби? – говорю я.

– Конечно. Поможешь мне с обедом.

Дори спрашивает, умею ли я резать лук.

– Думаю, да, – отвечаю я, и она дает мне ножик, доску и несколько луковиц, у которых сверху выросла зелень.

Оказывается, лук я режу довольно плохо, поэтому Дори показывает мне, как надо. Нужно сделать рукой мостик, взять луковицу и разрезать ее пополам. Потом отрезать верхнюю часть с зеленью и снять коричневую шелуху. И только после этого можно резать луковицу на кусочки.

– Они должны быть маленькими, – говорит Дори.

Вожусь я довольно долго.

В глазах начинает щипать, и я, сам того не желая, понимаю, что плачу. Слезы текут по лицу вниз и на разрезанный лук.

– Дори, почему я плачу? Это из-за лука или из-за Оби?

«А может, из-за Гайи?» – пробегает мысль.

– Это из-за лука, Ади. От него все плачут. Именно поэтому он мне и нравится. Иногда хорошо поплакать – это полезно.

Я не совсем согласен. От слез у меня все плывет перед глазами. Приходится останавливаться и вытирать их рукавом. Но в конце концов я заканчиваю резать лук, и Дори обжаривает его на маленьком пламени из синей канистры. Дори говорит, что такие канистры берут в походы и что Оби нашел несколько в башне.

Сковородка кажется слишком большой для маленькой плиты, но Дори крепко держит ее за ручку через полотенце.

Она передает сковородку мне, а сама копается в коробке на полу и достает две банки консервов. Одна с говядиной, другая с томатами. Дори добавляет их содержимое к луку, и вскоре квартира наполняется аппетитным запахом. Затем она добавляет в сковородку уже готовый рис и делит получившееся блюдо на четыре миски. Одну мне, одну ей, одну маме и одну Оби.

– Налетай, – говорит Дори.

Мы садимся за стол и молча обедаем.

– Отнесу мамину порцию наверх, – говорю я.

Дори открывает мне дверь, хотя я нес миску одной рукой.

Я захожу в нашу квартиру и тут же понимаю, что что-то не так. Раздается звук, будто что-то ломается или раскалывается. В голову сразу приходят мысли о ссорах.

– Мам? – зову я.

В ответ ужасный звук повторяется.

– Мама!

Теперь я волнуюсь. Что-то точно не так.

Я иду в гостиную и ставлю миску с маминым обедом на стол. Мамы там нет. Я снова слышу грохот – он доносится с кухни. Там же я нахожу маму. В руках у нее тарелка. Она роняет ее на пол. Я бросаюсь вперед и, удивляя самого себя, ловлю ее. Осторожно ставлю тарелку на стол, но мама снова тянется за ней.

– Мам, хватит! – кричу я.

Мама смотрит на меня. Кажется, она не сразу понимает, кто я.

Я напоминаю:

– Это я, мам. Ади.

Она начинает плакать. Огромные слезы катятся по ее щекам, слишком большие, будто ненастоящие.

– Что с нами случилось? – спрашивает она. – Что случилось?

Мама издает то ли вой, то ли стон, а слезы все не прекращаются.