Полли Хо-Йен - Мальчик в башне [litres]

Я трясу коробочку – внутри что-то есть.

– Хороший выбор, парень, – говорит Оби, и мы сидим и кушаем чин-чин, пока он не заканчивается.

Следующий день проходит почти так же. Я приношу еду с верхних этажей, а Дори раскладывает ее по разным кучкам в квартире. Пачки риса и макарон лежат в ванной, бутылки стоят на кухне, а консервы хранятся в спальне.

После обеда Дори говорит, что я могу немного отдохнуть от беготни и разложить консервы. Я очень долго собираю из них замок с четырьмя высокими башнями по углам и бойницами на стенах. Дори замечает мое творение и смеется.

– Не совсем то, что я имела в виду, Ади, но все равно замечательная работа, – говорит она, и я краснею от похвалы.

Иногда мне кажется, что я, Дори и Оби всегда жили вместе и что мы так и будем жить вечно. Но тем вечером, когда я подходил к двери квартиры Дори, я услышал кое-что новое. Не низкий, раскатистый голос Оби, не певучую речь Дори, а что-то другое. Я не стал сразу открывать дверь, будто хотел приготовиться.

Наверно, это человек из башни Гайи, которого спас Оби. Он сможет рассказать мне про Гайю. Возможно, он ее знает. Возможно, видел, как они уезжали. У меня замирает сердце. Я ужасно волнуюсь, из-за чего стою на пороге еще несколько минут и только потом стучу в дверь.

– Это Ади, – слышу я голос Дори. – Заходи, Ади!

Я медленно открываю дверь.

– Ади, я же говорила тебе не стучать, – журит меня Дори. – Можешь заходить прямо так.

За столом сидит высокий худой мужчина. У него соломенного цвета волосы, по виду давно не стриженные, и спутанная светлая борода, из-за которой его лицо кажется очень длинным.

Дори говорит мне:

– Это Бен. Ади, поздоровайся.

– Здравствуйте, Бен, – говорю я. И молчу. Мне хочется сразу же спросить его о Гайе, но что-то в нем меня останавливает.

Глаза у Бена красные, будто он их долго-долго тер, а волосы торчат в разные стороны и выглядят грязными.

Конечно, мы все не очень-то чистые последнее время. Мы почти никогда не моемся. Оби говорит, что вода слишком дорогая, чтобы тратить ее на умывание. Вместо нее мы пользуемся влажными салфетками, но с волосами ничего не поделаешь. У Оби, правда, волосы так не торчат.

Я решаю подождать со своими вопросами.

В тот вечер Бен в основном молчит, даже когда мы рассказываем друг другу о своих любимых животных (у меня это собака, у Дори – слон, у Оби – горилла). И не говорит «Спасибо, Дори, было очень вкусно» после ужина, как делаем мы с Оби. Он просто сидит и очень медленно жует.

После обеда Дори накладывает мамину порцию в тарелку:

– Ади, отнесешь и вернешься в карты поиграть? Или увидимся утром?

Я хочу ответить, что вернусь, но тут Бен подает голос.

– Где его мать? – спрашивает он.

А потом переводит взгляд с меня на Дори и Оби.

Никто не говорит ни слова.

Это одна из тех вещей, которые мне понравились в Дори и Оби. Они будто сразу знали, что я не хочу говорить о том, что мама не выходит из квартиры. О самой маме они, конечно, спрашивают. Часто говорят: «Как у мамы дела, Ади?» или «Надеюсь, маме сегодняшний ужин понравится». Иногда я рассказываю им всякие истории о ней. Но они никогда не спрашивали: «Почему мы ни разу ее не видели?» или «Что с ней не так?». И они никогда не злятся, когда говорят о ней.

Вот мама Майкла была не такая. Она постоянно повторяла: «Не знаю, о чем твоя мать думает», да еще так злобно, будто выплевывала слова, как зернышки апельсина.

– Почему он один? – говорит Бен. Его голос становится громче, а взгляд – тяжелее. Кажется, его глаза мечут молнии.

Я вижу, что Оби и Дори пытаются сообразить, что ответить. Они не хотят говорить, что она не может выйти из квартиры, но в то же время, кроме этого, сказать нечего. Поэтому я просто говорю правду.

– Вот как, – говорит Бен. – Она плохо ходит?

– Нет, не в этом дело, – отвечаю я. – Она не хочет выходить из квартиры. Не то чтобы не может, просто ей не нравится.

Бен так пристально на меня смотрит, что у него слезятся глаза. Потом я понимаю, что он плачет. Дори кладет руку ему на плечо, потому что Бен уже рыдает и совсем на меня не глядит. Он опустил голову к тарелке с едой.

– Пойдем, Ади, – говорит Оби. – Я тебя провожу.

Я встаю и, хотя я не хочу уходить, не спросив Бена о Гайе, выхожу вместе с Оби за дверь и поднимаюсь по лестнице наверх. Сейчас лето, и еще долго будет светло, а значит, нам не нужно брать с собой фонарики. Я говорю об этом Оби, и он кивает.

– Почему Бен заплакал, когда я рассказал о маме? – спрашиваю я.

Ответ Оби меня удивляет, потому что я думал, что мама была одна такая.

– У Бена была жена, немного как твоя мама, – говорит он. – Не любила выходить из спальни. Она умерла. Поэтому он плакал.

Не могу поверить, что есть еще такие люди, и что они жили недалеко от нас, в башне Гайи.

Наверное, остались только те, кто не мог уехать, как мама, и я тоже остался, потому что не мог ее бросить, и жена Бена, и сам Бен, потому что он тоже не мог бросить ее.

Интересно, почему остались Дори и Оби? Надо спросить у них как-нибудь. У них должна быть причина.

Нас так много в этих башнях, друг на друге, одна семья над другой, над второй, над третьей. Тянемся в небо. Может, и совсем не странно, что в башне Гайи был кто-то, как мама.

Может, там были своя Дори и свой Оби. А может, даже и свой Ади.

Мы доходим до моей квартиры. Оби предлагает мне немножко подождать, а потом вернуться, если хочется. После этого он уходит, а я слушаю, как затихают его шаги.

В маминой спальне тихо и темно. Я приоткрываю шторы, и последние лучи солнца ложатся на стену желтой линией.

Мама не просыпается. Я забираю грязную тарелку и осторожно ставлю ее ужин на тумбочку. А ведь мама даже не видела Оби, или Дори, или даже Бена. Интересно, задумывается ли она, откуда я беру всю эту еду и куда ухожу днем? Или она до сих пор считает, что я хожу в школу? Видела ли она, что сотворили снаружи блюхеры?

Я смотрю на ее лицо. Она такая тихая и неподвижная, но все равно слышно легкие вдохи. На цыпочках я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь.

Только по дороге к Дори я вспоминаю, что забыл задернуть шторы, но от этого мне становится даже радостнее. Потому что завтра утром мама проснется в лучах солнца, а не в темноте.

Следующим вечером Дори просит меня отнести Бену ужин. Наверно, он не хочет кушать с нами. Теперь он живет в квартире этажом ниже.

На ужин сегодня была «мешанина», как ее назвала Дори. Рис, фасоль, нарезанный лук и крупные кусочки сосисок – все пожаренное в одной сковороде. Мне понравилось.

Я стучу в дверь, и Бен говорит мне войти. Он лежит на диване и смотрит в потолок. Даже не двигается, когда я прохожу в комнату. Я ставлю тарелку на столик и иду на кухню за вилкой. Кладу ее рядом с блюдом и говорю: