Михаил Сухачёв - Там, за чертой блокады [litres]

– Нелли Ивановна, не плачьте! – подбодрил ее Коля Октябрьский. – Мы скоро встретимся!

От последних слов ребенка слезы еще сильнее потекли из глаз директора. «Перестарались вы, мои дорогие воспитательницы, с обещанием скорой встречи…» – успела подумать директор, но тут же неосознанно сама включилась в игру:

– Да, да, Коленька, я приложу все силы, чтобы эта встреча состоялась как можно быстрее!

Вслед за ней со слезами кинулись целовать детей и отъезжающие сотрудницы.

Возглавляемая Никитичем колонна подвод выехала на единственную улицу деревни, по которой дети и взрослые приехали сюда три года назад.

Многие из деревенских провожали подводы далеко за околицу, продолжая распихивать гостинцы, главным образом драники.

Виктор глянул на подводу Спичкина и увидел, что рядом с телегой, держась за Валеркину руку, идет Даша.

Когда Даша остановилась, махая рукой Спичкину, Стогов, поравнявшись с ней, приложил большой палец правой руки к своему носу и, улыбаясь, пошевелил четырьмя другими пальцами.

Дарья беззлобно, но громко произнесла:

– Дурак!

Едва подводы остановились возле райисполкома, Нелли Ивановна с болью в сердце отметила, что картины их эвакуации повторяются с точностью до наоборот, словно в фильме с отматывающейся назад кинолентой. Тогда они выгрузились из вагонов в тупике и на подводах подъехали к райисполкому, с трепетом ожидая места пристанища. Сейчас, загруженные, они с таким же трепетом ждут отъезда от райисполкома к теплушкам, стоящим в том же самом тупике.

«Даже не верится, что прошло три томительных года, начавшихся с веры и надежды на скорое возвращение домой», – мысленно произнесла Нелли Ивановна.

Заботами Галины Андреевны Овчинниковой вагоны были вымыты, на нарах лежали ватные матрасы, подушки, накрытые солдатскими фланелевыми одеялами. По словам Галины Андреевны, упоминание в военном городке о детях блокадного Ленинграда служило паролем для безвозмездной передачи не только постельного белья, но и комплекта алюминиевой посуды, начиная с чайных ложек и кончая кастрюлями и большими бачками-термосами.

Устраивались неспешно, неоднократно меняясь местами с учетом соседей по «купе», готовясь к длительному путешествию. Мать Виктора хотела ехать вместе с сыном, но по соображениям стеснительности она, как и воспитательница Александра Гавриловна, должна была ехать в «женском» вагоне.

Вскоре подали «Овечку», и Виктор тотчас узнал и паровоз, и машиниста дядю Фрола. Они обрадовались встрече, словно родные. Виктор влез в будку и с трепетом потрогал рычаги, зная, что двигать их нельзя, пока идет погрузка.

– Это, брат Витюха, признак благополучной поездки, если тебя привез сюда и увозит отсюда один и тот же паровоз и машинист.

– Дядя Фрол, а можно я поеду с вами? Это же недолго, всего-то восемьдесят километров.

– Да я что, я не против. Только твое начальство должно дать согласие. Ступай договорись!

Виктор опрометью кинулся к первому вагону, возле которого стояли директор и Галина Андреевна.

– Нелли Ивановна, разрешите мне поехать на паровозе. – Виктор торопился изложить свою просьбу, видя, как директор недовольно морщится и пытается задать вопрос. – Я на нем уже ездил, когда учился здесь, сам давал пар, гудок, как учил машинист дядя Фрол. Он хочет (Виктор посчитал, что словосочетание «он хочет» звучит убедительнее, чем «он не против»), чтобы я ехал с ним! Ну как?

– А вот так! Спроси его: может, он вместо тебя поедет в вагоне, а ты поведешь состав? Тогда на тебе будет вся ответственность за то, что мы вместо Томска приедем в Хабаровск, или за то, что поезд сойдет с рельсов и мы поедем по шоссе! Нет, дорогой мой кочегар, я тебя увезла из Ленинграда, я тебя и привезу туда. От твоих авантюр у меня пол головы седых волос. Мне можно надеяться, что ты, как все, поедешь в вагоне, или пойти к твоему дяде Фролу и сказать, что я не разрешаю?

– Не надо, – огорчился Стогов, – я поеду, как все, среди мелюзги и горшков.

Он медленно повернулся и пошел к своему вагону.

– Значит, вам досталось от него еще в Ленинграде? – спросила Галина Андреевна.

– Да нет, это так, гипербола. Парень он надежный, толковый, был моим помощником по всем хозяйственным делам. К тому, что я вам о нем рассказывала, можно еще много чего добавить. Но, знаете, все его выходки носили благородный характер – тот же побег на фронт. Ведь он и его друг хотели найти отца своей одноклассницы Эльзы Пожаровой и, представьте себе, нашли его адрес.

Они сели, постелив газету на штабеле шпал, и спокойно беседовали, словно за спиной у них не было массы проблем и забот, от которых ночью часто невозможно было заснуть.

– Скажу откровенно, Нелли Ивановна, мне очень жаль расставаться с вами. Я сожалею, что встречи у нас были редкие и, как правило, короткие. Извините меня, я сейчас убегаю, но к отходу поезда приду с дочкой, она хочет проститься с Виктором, ведь они сидели за одной партой.

– Мы ждем вас! – Растроганная Нелли Ивановна вытирала глаза.

Уже стало заметно темнеть, и к вечеру похолодало. Все устали ждать отправления поезда. Виктор успел сбегать к дежурной по станции, но та сказала, что распоряжения еще нет, и добавила, что, когда понесет жезл машинисту на отправку, предупредит всех в вагонах.

– Теть, а я могу сбегать в центр? Мне надо!

Его беспокоило, что Нина не пришла, несмотря на договоренность.

– Нет, малец, ожидать твоего возвращения я не имею права. Решай сам!

«Все, не придет, а обещала… Наверное, нашла занятие поинтереснее. Ну и наплевать! Подумаешь, одесская селедка! Нет, не селедка – камбала, которая лежит на дне без движения». Разволновавшись, Виктор не замечал, что уже вслух проговаривает в адрес Нины эти обидные слова, пристально глядя при этом в сторону вокзала, откуда могли появиться Овчинниковы.

И когда он уже вконец отчаялся в последний раз увидеть Нину, заметил вдалеке две женские фигуры, быстро идущие по шпалам в сторону поезда. Одна из них, пониже ростом, вдруг побежала, не боясь споткнуться и упасть.

Это была Нина. Виктор рванулся навстречу. Схватившись за руки, они молча пошли к вагонам. Оба от волнения долго не знали, с чего начать разговор.

– Мама рассказала, что ты просился ехать с машинистом…

– Ага, я умею. Это не сложно, ты тоже можешь научиться управлять паровозом… – Виктор схватился за эту тему, как за соломинку, спасаясь от мучительного молчания.

– При чем тут паровоз? – прервала его Нина. – Ты понимаешь, что мы расстаемся и, может, больше никогда не встретимся? У меня это просто не укладывается в голове. Я бы поехала с вами. Но мама! Она одна без меня долго не выдержит. Всем кажется, что она здорова, а на самом деле я часто застаю ее ночью в кухне с таблетками и пузырьками.