Н Огнев - Исход Никпетожа

На углу стояла девчурка лет одиннадцати в рваной куцавейке и в пионерском галстуке. Она была без калош и один башмак был подвязан веревкой: должно быть, подошва отставала. Был сильный мороз и девочка все время подпрыгивала, стараясь согреться.

— Что, холодно? — спросил я.

— Двенадцать градусов по Реамюру, — сердито ответила девочка, не глядя на меня.

— Нет, тебе-то — холодно? — спросил я еще раз.

— А тебе какое дело? — ответила девочка. — Чего ты привязываешься. Пошел.

— Да я не понимаю, чего ты торчишь: ведь пальцы отморозишь. Я, как вожатый, должен тебя предупредить.

— Кабы ты был вожатый, то не привязывался бы ни с того, ни с сего. Связь держать мешаешь.

Девочка взмахнула платком, и на другом конце переулка я заметил другой платок, мотнувшийся в сером туманном воздухе.

Мне стало неловко, и я пошел домой. Но тяжелое чувство, появившееся после свидания с матерью Шаховского, прошло, и мне показалось смешно, что я хожу и собираю впечатления, словно репортер.

Ломаю себе голову — и никак не могу понять сегодняшнюю историю. Я ходил к Никпетожу и имел с ним длинный разговор. Но этот разговор придется записать особо, когда будет время, а сейчас нужно дать себе отчет в том, что произошло.

Из под’езда (недалеко от Никпетожа) выскочила какая-то девчина в одном платке, хотя был мороз, и, дико озираясь, начала звать милиционера. Я ее спросил, что случилось, а она кричит:

— Идите все в свидетели... все. Где же милиционер?.. Постоянно торчит, когда его не нужно, а когда нужно — нету.

— Да что случилось-то? — спросил я.

— Да чего я-то хлопочу, — глядя куда-то мимо меня, спросила девчина. — Как-будто мне больше всех надо? А ты чего ко мне пристал? Сбегал бы лучше за милиционером.

— Да ведь для того, чтобы позвать милиционера, нужно знать, что случилось. Иначе ведь милиционер не пойдет.

— Что случилось-то? — переспросила она. — Об’яснить невозможно: тут и смех и грех. Один парень пришел не в свое помещение и распоряжается.

— На что же тогда милиционер? — спросил я.— Ведь есть там жильцы — или никого нету? Да и что это за парень? Наша первая обязанность — борьба с хулиганством. Пойдем, я сам его попробую сейчас выкурить. А если не удастся — соседей на помощь позовем...

— Да видишь какая вещь, — сказала девчина, словно проникшись ко мне доверием. — Их и не разберешь. — Это, понимаешь, моя подруга здесь живет. Так вот пристал к ней какой-то парень — уже с месяц тому, как начал приставать. Прямо на улице. Ну, она не знала все время как от него отделаться, а последнее время он проследил, что она тут живет и начал к ней заявляться. А сегодня, понимаешь, пришел, принес угощенье, вино и вдруг об’являет, что она обещала с ним расписаться и что он переезжает. Позвали хозяйку, Варвару Петровну, а он и ей тоже самое порет. А Варвара Петровна поверила и ушла. Тогда моя подруга закатилась в истерику, а этот парень все не уходит, — ну я и побежала за милицией.

— Да что он: пьяный, что ли?—опросил я.

— Какой там пьяный. Трезвый, сурьезный такой, ну, только — очень настойчивый. Как тут быть?

Меня тут взяло подозрение: наверное, она ему в самом деле обещала, а теперь увиливает. Женщины вообще очень хитрые.

— А она раньше совсем не была с ним знакома? — спрашиваю.

— Ну, никак, никак. Я же тебе говорю, что месяц тому он начал на улице к ней приставать. При мне дело было.

— Ну, и он что-нибудь ей говорил, то есть, наоборот: она ему что-нибудь отвечала?

— Да что она ему отвечала? Катись, да ступай к чорту, вот что она ему отвечала.

— Ну, может быть, она его к себе в гости звала?

— Вот уж ничего подобного. Никуда она его не звала, да и вообще никак не разговаривала.

— Вот странность! Но, может быть, между ними без твоего присутствия был какой-нибудь сговор? Ведь не бывает же дыма без огня?

— Уверяю тебя, что никаких сговоров не было, — с досадой сказала она. — Девчонка его — ну, совершенно не знает, — ну, абсолютно.

— Хорошо, — неуверенно сказал я, — пойдем, посмотрим, что там такое.

Признаться сказать, я чувствовал себя очень неловко, только не подавал виду. Но потом взяло верх следующее: человек просит о помощи — значит надо помочь. И я решительно распахнул дверь. Девчина в платке пряталась сзади меня. Уже когда я вошел в квартиру, она схватила меня за рукав и прошептала:

— А вдруг у него револьвер...

— Чорт с ним, — ответил я. — Не имеет права стрелять.

Картина, представившаяся моим глазам, была поразительная. В небольшой комнате, в углу, прижалась очень некрасивая и даже как-будто горбатая девушка. Посреди комнаты стоял стол, и на нем — бутылка вина и закуски. А в другом углу, рядом с дверью, стоял... Партизан и презрительно усмехался.

— Вот и Рябцев пришел, — сказал он, едва я переступил порог комнаты. — Тоже может принять участие в свадебном пиршестве. — Садись, Рябцев, располагайся. Мы с Нюрой решили расписаться...

— Врет!.. — исступленно закричала девушка в углу. — Врет, я его не знаю, он мне совершенно даже незнакомый, пусть он уходит вон...

— Ты не обращай внимания, Рябцев, — ласково улыбаясь, сказал Партизан. — Это с ней бывает. А так — она очень хорошая девушка — и любит меня. Правда, Нюра?

Но девчина выскочила из угла, схватила лежавшую на столе селедку и молча пустила в Партизана... Селедка перевернулась в воздухе и жирно чпокнулась об стену:

— Семейная сцена, — сказал Партизан. — Сегодня Нюра не в настроении. Пока пойдем, Рябцев.

— В чем тут дело? — спросил я, когда мы вышли на улицу.

— Как в чем? — ответил Партизан. — Собрались мы с ней жениться, а она немножко ломается: женщины!

— Да кто она такое, хотя бы? — поинтересовался я.

— Работница с фабрики «Люкс».

Я думал, что Партизан начнет изворачиваться, врать, может быть, будет молчать в ответ на мои вопросы, и приготовился покрыть его, как следует. Но Партизан отвечал ясно и просто, серьезно глядя мне в глаза, так что мне и спрашивать ничего не оставалось....

Самое странное то, что Партизан исчез из общежития и живет неизвестно где. Похоже, что сбежал.

В общежитии никого нет; мне как-то тоскливо на душе. Куда-то надо приложить свои силы, а то без активной деятельности, я — как-будто уже и не я.

Вчера было некогда, а сегодня постараюсь в подробности записать разговор с Никпетожем... Он, оказывается, бросил работу во второй ступени, и тоже на Ванькиной фабрике, и работает теперь в какой-то канцелярии. Встретил он меня очень любезно, и сначала разговор касался светлых сторон действительности. Я ему рассказал некоторые свои недоумения, например, — о праве вмешиваться в жизнь других, и он высказал тут интересную мысль. Потом он вдруг завел следующий разговор: