Фрида Нильсон - Тонкий меч

Трине посмотрел туда, где скрылись Тялве и его папа, а потом, прищурившись, оглянулся в сторону поселка. Глаза его походили на два небесно-синих камешка, а брови были светлые, почти белые.

— Ты правда хочешь отыскать Господина Смерть? — спросил он. — Хоть и знаешь, что он может убить тебя?

Я надолго задумался, прежде чем ответить. Как все это будет, если я умру? Я никогда больше не увижу папу, Нинни и моих плюшевых мишек. Никогда не прокачусь у папы на плечах до песчаной косы и не увижу, как наши мокрые плавки оставляют цепочку капель-следов на дороге. Никогда больше не открою калитку в наш сад, не посижу в траве под кленами в тенистой прохладе и не буду смотреть, как ветер колышет листья, словно пускает в пляс тысячу зеленых юбочек.

Все это я могу потерять, если отправлюсь на поиски Господина Смерть.

А если я не стану его искать, если вернусь домой, то сохраню все это и потеряю лишь одно. Я думал, что уже смирился с этой потерей, но на поверку вышло иначе: я оказался не готов к ней.

— Да, хочу, — ответил я. — Хочу найти Господина Смерть.

Трине кивнул. Он прикусил губу, а потом сказал:

— Тогда я тебе помогу.

— Правда?

— Конечно. Кто-то же должен показать тебе дорогу.

Не знаю, как это случилось, но внезапно мои руки обняли его и сжали так, что кости хрустнули. Трине эти объятия удивили не меньше моего, но за ненормального он меня точно не принял. Нет, он улыбнулся так, что я увидел все его белоснежные зубы, и в глазах у него заплясали радостные искорки.

— Ну, идем? — спросил я.

— Сперва надо немножко поработать над твоим видом, — ответил он и выбрался из кустов. Я последовал за ним. Когда мы встали на ноги, он снял с себя плащ с красивой медно-красной подкладкой, вытащил несколько шипов, застрявших в ткани, а потом надел его мне на плечи. Плащ оказался тяжелее, чем я думал. Он был очень теплый. Трине застегнул пряжку на левом плече и накинул мне на голову большой широкий капюшон. Отступил на пару шагов и осмотрел меня.

— Не так уж и плохо. Только старайся их не высовывать, — он кивнул на мои босые ноги. — А теперь идем ко мне домой. Надо собрать вещи в дорогу.

Трине показал мне тропу прямиком в поселок, но мы по ней не пошли, чтобы ни с кем не встречаться. Вместо этого мы направились к реке. Она протекала по лугу, словно длинный кривой разрез от ножа, а по обоим берегам густо росли рябина и черемуха. Они укрывали нас от посторонних взглядов, пока мы шагали к далеким печным дымкам.

Приятно было идти босиком по влажной траве, чувствовать, как клевер щекочет ступни, а маленькие цветки застревают между пальцами. Когда мы дошли до дикой яблони, устроили привал. Трине залез на дерево и сорвал нам по яблоку. Мы уселись на берегу, опустили ноги в реку, плескали ими по воде и жевали яблоки.

В Царстве Смерти было как-то по-особому спокойно… словно на кладбище. Я не сразу догадался почему. А потом понял: обычно, когда сидишь вот так у реки, над тобой летают ласточки, пчелы и бабочки. А здесь мы были только вдвоем — я и Трине, да еще ветер, шевеливший траву.

— У вас что, тут нет ласточек? — спросил я.

— Чего? — переспросил Трине и выплюнул огрызок.

— Ласточек. А еще пчел и бабочек. Есть они в Царстве Смерти или нет?

— Насколько мне известно, нет, — ответил он, помедлил немного и спросил: — А кто они такие — эти ласточки, пчелы и бабочки?

Я постарался не рассмеяться: не хотел выглядеть невежливым. И все-таки забавно было сидеть вот так рядышком и болтать ногами в воде с тем, кто не знал об обыкновенных бабочках.

— А косули? — допытывался я. — Навозные жуки? Или ежи?

Трине понюхал цветок клевера и задумался.

— Пассатижи у папы в ящике для инструментов наверняка найдутся, — сказал он. — Но о других я никогда не слышал.

Я смотрел на темную мутную воду и чувствовал, как трава щекочет мою ладонь.

— А мухи? Про них ты слышал?

Раздался тихий всплеск, это Трине швырнул в воду палку.

— Не-а, — ответил он. — Ну что, пойдем?

И мы пошли дальше. Я вдруг почувствовал себя необыкновенно счастливым. Счастливым и сильным! И смелым! Но не только потому, что оказался там, где не было мух. Нет, не только поэтому. Может быть, потому, что не остался дома, а отправился за Семиллой.

Страна, где жили хильдины, называлась Хильд, рассказал Трине. А поселок, куда мы направлялись, назывался Хирн. У меня засосало под ложечкой, когда запахло печным дымом. Трине шагал рядом и тихонько что-то напевал. Для него, конечно, тут не было ничего нового и удивительного. Он продирался сквозь густую траву и то и дело подскакивал, чтобы идти побыстрее. Вдруг он остановился, словно столкнулся с серьезным препятствием. Похоже, маленький хильдин сообразил, что приятель, которого он ведет домой, не очень-то желанный гость. Что, если жители поселка… Как они меня встретят?

Трине еще раз осмотрел мою одежду.

— Надвинь капюшон пониже, — велел он. — И ни за что не поднимай голову.

Мы свернули от реки и пошли по сухой пыльной тропинке. Я не отставал ни на шаг. Мы больше не продирались сквозь траву, а шли по цветущему лугу. Все цветы тут были одинаковые — маленькие лиловые колокольчики на тонких стебельках. Порой мне казалось, что я вижу на лугу какие-то склоненные силуэты, но я не был в этом уверен: капюшон мешал их разглядеть. А мне так хотелось рассмотреть здесь все хорошенько!

Когда мы вошли через южные ворота в поселок, в нос ударил запах навоза. Тут уж я не смог сдержать любопытства и чуть-чуть приподнял капюшон.

На извилистой улице стояли тесно прижавшиеся друг к дружке старинные фахверковые [1] Фахверк — тип конструкции: деревянный каркас с промежутками, заложенными кирпичом. Прим. ред. дома из кирпичей и бревен, выкрашенных в тускло-красный, как кровь, цвет. Крыши поросли густым мхом. Почти из каждой печной трубы поднималась тонкая нитка дыма.

Сады утопали в цветах: жимолость, васильки, маргаритки. На одном клене висели качели, сделанные из мешка и двух веревок. На посеревших, потрескавшихся табличках у калиток были написаны имена хозяев: Золотая Щетина, Земляная Нога, Жирная Шея.

— Опусти сейчас же капюшон, пока тебя никто не заметил! — прошипел Трине. — Ты что, не понимаешь?

— Прости, — буркнул я. — Трудно удержаться, очень хочется все рассмотреть.

— Еще труднее будет объяснить, почему у тебя нет рыла, — проворчал Трине.

Я поднял руки, чтобы хорошенько натянуть капюшон, так что на время перестал следить, куда шагаю, — и тут же в кого-то врезался. У незнакомца были грязные копыта и жирное пузо — такое толстое, что выпирало в прореху между штанами и курткой, словно бледное щетинистое тесто.

— Не видишь, куда идешь? — проревел толстяк, в которого я врезался. От него разило потом и навозом.