Клавдия Филиппова - Повести

Ирина должна была исповедоваться после Мики. Ожидая, она придумывала, как спросить у батюшки про бога. Мика пробыла за ширмой недолго и вышла притихшая.

Быстро пригладив волосы, Ирина пошла за ширмы. В руке свечка и серебряный пятачок.

Перед иконой с зажжённой лампадкой стоял отец Александр.

До Ирины донёсся запах растопленного воска. Лампадка из зелёного стекла бросала зелёную тень на густые, нависшие брови, суровое лицо, длинную бороду священника.

Из толстого евангелия свисали широкие муаровые ленты. На табуретке, покрытой куском парчи, стоял большой поднос с холмиком медяков и серебрушек. Рядом лежали тоненькие восковые свечки. Ирина положила пятачок и свою свечку.

— Так… В чём грешны?.. Покайтесь! — негромко сказал отец Александр.

Ирина молчала. Она думала, когда лучше спросить. Сейчас или…

— Так. Не можете припомнить?.. Ну… Брали ли… что-нибудь без спросу?

— Да.

— Наставникам вашим… грубили ли? Уроков… не готовили?

— Да.

— С мальчиками… бывали?

— Бывала.

Ирина подняла голову и удивлёнными глазами посмотрела на священника.

— Надо говорить… «грешна, батюшка»…

— Грешна, батюшка, — покорно повторила Ирина.

— …Целовались? — шёпотом спросил отец Александр.

Он положил руку на плечо Ирины. Дрожащие, сухие пальцы прикоснулись к её шее.

— Целовались?

— Нет.

— Зло на кого-нибудь… имели? Словом бранным… поносили? Старшим непочтение… оказывали?

Ирина молчала.

— Не припомните ли… ещё каких грехов? Так. Встаньте на колени…

— Батюшка… — робко начала Ирина и замолчала.

— Говорите.

— Батюшка! — Ирина облизнула пересохшие губы. — Есть ли бог?.. то есть на самом деле… я хочу знать.

Отец Александр опустил эпитрахиль:

— Вы, что же, сомневаетесь?

— Да.

— Вот ка-ак! — протянул отец Александр. — Кто же внушил вам… такие кощунственные… мысли?

Ирина молчала.

— Не хотите сказать? Так. Прискорбно… что скрываете…

— Никто мне не внушал. Сама я…

— Сами?

Батюшка наклонился к Ирине. Рука его снова легла на её плечо. Трясущаяся голова склонилась к ней, и она услышала хриплое, со свистом дыхание.

Ей стало жутко. Она дёрнулась, но костлявые пальцы крепко держали её за плечо:

— С-сама? Упорствуешь?.. Сомнение — страшный, тяжкий… грех. Искупать надо… покаянием, молитвой… Слышишь… грешница?

Внезапно выпрямившись, он отпустил плечо Ирины, несколько мгновений постоял с закрытыми глазами и сказал:

— Отпущения грехов… не дам. Эпитимию… наложу. Останьтесь в церкви… пока не кончу… исповеди. Ваша классная наставница… здесь? Так. Передайте, что… я желаю переговорить с ней. Идите!

Ирина вышла. Она уже раскаивалась, что спросила. «Вот опять налетела!»

Она оглянулась. Ни Мики, ни Зойки в церкви не было. В стороне, прислонившись к колонне, стояла Сова. Около клироса несколько гимназисток ожидали исповеди.

— Не видели Огневу? — шёпотом спросила Ирина одну из них.

— Сова обеих отправила домой, — также шёпотом ответила девочка. — И Огневу и Заикину.

Ирина направилась к Сове:

— Лидия Георгиевна, отец Александр просил передать… он хочет… поговорить с вами.

Сова подозрительно осмотрела Ирину:

— Исповедались?

— Да.

Длинным показался Ирине час, пока она ждала окончания исповеди. Отец Александр расслабленной походкой вышел в опустевшую церковь, отвёл Сову к высокому узкому окну и долго что-то ей говорил. Сова негодующе качала головой, пожимала плечами. Потом подозвала Ирину.

— Вы даже на исповеди не могли удержаться от ваших неприличных выходок! Вы ведёте себя возмутительно! Я доложу начальнице! — задыхаясь от злости, выговорила она.

— Да, случай… беспримерный. Покаяние необходимо… — сказал священник. — Будете приходить сюда… утром к ранней обедне… ежедневно и ко всенощной… — повернулся он к Ирине. — По отрочеству вашему… назначаю вам пятьдесят поклонов… по два раза в день. А уж с причастием… придётся подождать… После пасхи посмотрим…

Ирина со страхом шла домой. Как она скажет матери, что её лишили причастия?!. Что-то будет?

Мать встретила её ласково:

— Устала? Есть хочешь?

После исповеди до причастия, то есть часов до двенадцати следующего дня, есть не полагалось. Но мать Ирины не придерживалась этого обычая:

— С ума сойти — больше полусуток ребенка голодом морить. Ешь, чего там! Пусть уж бог простит…

Она принесла тарелку Горячей жареной картошки и стакан молока:

— Ешь!

Ирина подошла к ней, обняла и сказала:

— Мамочка! На меня батюшка рассердился сегодня…

— Ну?

— Велел каждый день к ранней обедне ходить и ко всенощной. А причащаться завтра я не буду…

— Это ещё почему? — удивилась мать. Она не очень хорошо знала религиозные обряды и порядки.

— Мамочка, я правду скажу… Батюшка начал меня про мальчиков спрашивать, не целовалась ли я, а мне обидно стало… Ещё я спросила, есть ли бог…

Ирина замолчала. Она ожидала взрыва гнева, но против обыкновения мать отнеслась к её сообщению довольно хладнокровно:

— Дура ты, дура! Кто тебя тянул за язык? Ну, раз он у тебя зудился — бейся теперь лбом. Может, дурь-то из головы выколотишь!

Отец сидел тут же и молча слушал разговор Ирины с матерью. Потом он сердито буркнул:

— В церковь натощак не ходи. Завтракай.

И больше ничего. Ирина с облегчением вздохнула и села за стол.

Теперь она каждое утро и каждый вечер ходила в церковь. Не пойти было нельзя. Отец Александр потребовал, чтобы эпитимию она отбывала в соборе. Она должна была являться до прихода священника и стоять у самых дверей, чтобы он, входя, мог её видеть. Ирина очень уставала от долгого стояния, спина болела от поклонов. Каждый раз нужно было встать на колени, приложиться лбом к полу, потом подняться и — снова на колени. В плохо прикрытую дверь дуло. Печи в церкви уже не топили, каменные плиты пола были такими холодными, что у Ирины совершенно застывали ноги. Дома ворчала мать: Ирина простаивала полдня в церкви вместо того, чтобы помочь по хозяйству. Почти каждый вечер в церковь приходили Мика или Зойка, а то и обе — это было единственной радостью. Отстояв вместе с ней вечерню, они шли провожать подругу.

— Проси у него прощения, Ирина! — уговаривала Зойка. — Ты совсем посинела. Ну, что тебе стоит? Пообещай, что больше не будешь сомневаться и всегда уроки ему на пятёрку знать. Проси!

— Да, простит он, как же! — дрожа отвечала Ирина.

— Подожди, Зойка! Молчи! — вдруг засмеялась Мика. — Я придумала… никакого прощения просить не надо. Ах, как хорошо будет! Почему мне это раньше не пришло в голову — вот глупая! Больше ты не пойдёшь в церковь, Иринка. Завтра — последний раз!

— Ну да! — не поверила Ирина. — Как ты это сделаешь?