Павел Шрут - Носкоеды

— Ну?!

— Имя слыхал, — опомнился Хихиш. Голос у него дрожал.

— Вот видишь. Но он давно вышел в тираж, и скоро Большим Боссом стану я. Так что держись меня — не пропадешь.

— Не хочу, — твердо сказал Хихиш.

— А это хочешь? — и Дедерон помахал в воздухе амулетом. И дважды свистнул.

В ту же секунду, как из-под земли, появились два носкоеда с ржавыми булавками в ушах.

Подхватили Хихиша под руки и поволокли в подвал.

«Сейчас они меня там запрут, — подумал Хихиш. — А там мусор и крысы».

Носкоеды терпеть не могут воду и боятся собак; но хуже всего крысы.

(Самое время вам об этом сказать.)

Видя его испуг, Дедерон развеселился:

— Можно было бы тут тебя и оставить, — ухмыльнулся он, — но не буду, так и быть. Сдается мне, тебе бы это не понравилось, — и приказал: — Завяжите ему глаза.

Хихишу завязали глаза платком.

«Это конец», — подумал он.

Перед глазами плыли красные круги, он ничего не видел. Что-то скрипнуло, потянуло сквозняком, четыре руки толкнули его в спину — и он полетел.

И приземлился на четвереньки.

Он содрал повязку с глаз и поднялся на ноги.

— Теперь уматывай, — вполне дружески сказал Дедерон. — Когда поумнеешь и захочешь к нам — приходи за своей штучкой. Где меня найти, ты знаешь.

— Где? — только и выговорил Хихиш. Эту битву он проиграл.

— Возле «Килиманджаро» всегда есть кто-нибудь из наших. Они тебя проводят.

А больше Хихишу не сказали ничего.

Даже захоти он спросить еще что-нибудь — было не у кого. Он стоял посреди неведомого нижнего города — один-одинешенек.

А в это время Губерт мчался по ночному городу. Никакой страх не заставил бы его побежать — Губерт был ужасно ленивый пес; сейчас он бежал только потому, что хотел избавиться от носкоеда, который вцепился ему в шкуру зубами и когтями.

Улица спустилась к реке. У берега осел старый пароход — вернее сказать, остов парохода, старый и ржавый насквозь.

На воде покачивалась лодка с одиноким рыбаком. Рыбак светил на поплавок карманным фонариком — и в голове у Губерта мигом просветлело.

Очертя голову он кинулся в воду. Он нырял, отдувался, кувыркался — и тяжесть свалилась с его загривка.

Скинул-таки носкоеда!

Губерт поспешно выбрался на берег, встряхнулся и припустил домой: хозяйка, небось, уже в отчаянии.

Весь город спал. Только рыбак удил рыбу в темноте.

Он и сам клевал носом в своей плоскодонке, как вдруг поплавок запрыгал по воде, и удилище задергалось в руках. Рыбак уперся посильнее и принялся тянуть.

Видать, крупная рыбка попалась! Он поднапрягся — и добыча с плеском упала на дно лодки.

И что же это было такое?

Рыбак понятия не имел, что это и есть ли у него имя. Меж тем имя у него было, и весьма благородное — Туламор.

Вот свезло!

Плавать-то носкоеды не умеют! Будь то озеро, река или просто ванна — носкоед мигом разбухает, тяжелеет и идет ко дну.

Не попадись Туламор на крючок — лежать бы ему на дне.

Ну хватит на сегодня, решил рыбак, пойду лучше высплюсь. Все равно рыба не клюет.

А странный улов перевалился через борт и выбрался на берег.

Туламор-младший валялся в траве у стены набережной, как старая потрепанная тряпка.

Он был как в бреду и едва дышал.

Он хотел позвать на помощь, но звук, который он издал, походил разве что на скрип влажного полотенца, когда им протирают барную стойку.

Ничего не добившись, он впал в долгую дремоту. Все случившееся казалось ему беспорядочным кошмарным сном. Все качалось, будто на волнах, и он сам словно уплывал в какую-то неизвестную даль.

И голоса, раздавшиеся у него над головой, тоже, казалось, исходили откуда-то издалека.

— Ну что, крышка ему? — спросил один голос.

— Да нет пока. Молодой да живучий. Хотя досталось ему, конечно, — ответил второй.

— А взялся-то он откуда? По нему сразу видать — домашний. Да еще, небось, сын богатого папеньки и благородной маменьки.

— Вот такие-то чаще всего из дому и сбегают! — поделился житейской мудростью второй голос.

Туламор-младший слышал эти голоса, но был так слаб, что даже не мог открыть глаз.

А потом почувствовал, как кто-то один берет его за руки, а кто-то другой — за ноги.

— Тащите под крышу. Надобно ему высохнуть! — велел кто-то длинный и тощий. С головы у него свисало множество мелких косичек.

— Конечно, Карлос!

Было видно, что его тут все слушались.

Карлос был — как и все остальные — бездомным бродягой, поэтому его «под крышу» означало «под мост».

Вам может показаться странным, что среди носкоедов есть бездомные и бродяги. Но они есть. Все они когда-то жили у тех людей, с которыми, к сожалению, жизнь обошлась жестоко. Сначала они лишались работы, потом дома, потом друзей, потом семьи — и в конце концов лишались своего носкоеда.

Эти носкоеды, оставшись без хозяев, решили остаться бродягами и жить без крыши над головой, и даже находили в этом своеобразное удовольствие.

Июль стоял жаркий, и река так и манила искупаться. Носкоедов очень радовало одно обстоятельство: среди множества дурных людских привычек была одна полезная — когда люди шли купаться, они снимали носки!

Вот придет зима, тогда они бросят город и, как птицы, тоже потянутся к югу…

Так что сейчас у Карлоса было чем накормить этого несчастного утопленника.

Он выбрал розовые ползунки и порвал их на несколько клочьев. Ползунки он добыл на прошлой неделе, одна молодая мамаша оставила их на одеяле. Отошла на минуточку со своим малышом к воде — а когда вернулась, ползунков уже не было.

Детские ползунки — вещь не только тонкая и мягкая, но и очень питательная.

Так что, съев два или три обрывка, Тулик открыл глаза.

И тут же закрыл их снова. Только бы не видеть косматых, нечесаных голов, которые над ним склонились.

— Он приходит в себя! — шепнул Карлос.

«Где же все, почему меня не ищут? Неужели даже Рамику на меня начхать?» — горестно подумал Туламор-младший.

Но глаза так и не открыл. Сделал вид, что заснул.

А минуту спустя его и в самом деле сморил сон.

Так что бродяги укрыли его лоскутным одеялом и разошлись по своим берлогам.