Михаил Жестев - Лето без каникул

— А для того, — резко ответил Игорь, — чтобы призвать всех комсомольцев, кто работает в колхозе, вступить в колхоз.

— Призвать или обязать? — спросил Емельян.

— Сейчас призываем, а примем решение — обяжем!

— Вот теперь все ясно, — сказал Игнашов. — С этого и надо было начинать… А раз хотите обязать, так нечего призывать, а стало быть, и созывать.

— Нет, постой, Игнашов, — возразил Емельян. — Тут есть о чем поговорить. И прежде всего — ежели будет принято решение, оно касается всех комсомольцев, к примеру и меня, или только вас? Но я предупреждаю, ребята. До меня не касайтесь. Когда захочу — вступлю в колхоз, а не захочу — меня туда и на аркане не затащишь…

— И так рассуждает комсомолец! — выкрикнул Игорь. — Сколько времени, как вернулся из армии? И все тянешь. Какой ты комсомолец?!

— Ты, Игорь, напрасно бросаешься словами, — остановил Шеломова Русаков.

— Пускай его, — отмахнулся Емельян. — А какой из меня комсомолец, я ему отвечу. Так вот, Игорь, знаешь ты меня как кормовоза да теперь вот — фуражира. А год назад была на мне защитная форма, зеленая фуражка и стоял я на той самой линии, что называется границей. Стоял и ни одного диверсанта, лазутчика, контрабандиста не пропустил… А были такие. Хотели пройти… И там вопрос решался не так, как здесь, — в колхоз идти иль так просто работать? Там комсомольство проверялось жизнью и смертью. И ничего, выдержал проверку. Теперь ясно, какой я комсомолец?

Собрание началось не так, как это представлял Игорь. Во-первых, приход Русакова. Во-вторых, это выступление Емельяна! Не надо было его приглашать И тем более вступать с ним в спор, давать ему слово. И, чтобы направить собрание, Игорь сказал требовательно:

— Не будем отвлекаться второстепенными делами. Емельян действительно не имеет к нам прямого отношения. Поэтому пусть каждый выскажется за он или против? По-комсомольски… Начнем с Рюмахина!

— А что, ребята, — сказал Володька Рюмахин, — ей-ей, в колхозе можно работать! Конечно, мне Иван Трофимович запретил заниматься личным сервисом… От колхоза оказываю услуги. Зато выработка сто двадцать рублей. Гарантирована!

Игорь поморщился. «Опять нехорошо… Сервис, деньги, разве так надо разговаривать сейчас? От всего сердца, с подъемом! Может быть, Андрей скажет? Но как ему дашь слово, председателю? А что, если Нинка? Пусть устыдит сомневающихся».

— Андрей, ты председатель, веди собрание. Может, Богданова выступит? И вообще те, кто подписывал заявление…

Но, прежде чем Нина Богданова попросила слова, поднялся Русаков и, встав рядом с Игорем, сказал, всматриваясь в лица ребят:

— Это очень хорошо, что нашлись среди вас ребята, которые решили вступить в колхоз. Я не знаю, как все началось… Была подсказка или нет, но для меня совершенно ясно, что это решение было добровольным. И не было бы ничего плохого в том, что зачинатели собрались вместе с другими и стали бы, как говорят в народе, судить да рядить: а что, может, и всем пойти в колхоз? Кто хочет, конечно. Без нажима: де-мол, какой ты комсомолец, если не идешь в колхоз. Ведь сказал ты, Игорь, такое Емельяну?! А другим хоть еще и не сказал, но намекнул. Не годится так! Дай-ка мне, Игорь, ваше заявление! Спасибо! Вот смотрю я на него, читаю — все как будто в порядке… Но о чем думал Шеломов, когда писал его? Ты писал, Игорь?

— Я! Ну и что с того?

— Не в том дело, что ты писал, а в том, что ты думал, когда писал. О том, что колхоз улучшит вашу жизнь и жизнь ваших семей, поможет поднять на ноги малых сестер и братьев, или о том, чтобы все ребята были в колхозе, а то, не дай бог, Русаков ненароком всех распустит — и все кто куда разбегутся. Так думал ведь?

— Так! И правильно думал, — смело подтвердил Игорь. — И все так думали.

— Андрей Кочергин так не думал, — сказал Русаков. — Скажи честно, Андрей, думал?

— Нет.

— А ты, Нина?

— Об этом кое-кто говорил, но я не верила этому. Да и как можно распустить ребят? Кто хочет работать в колхозе — тот останется, а кто не хочет, того ничем не удержишь.

— Ну, Игорь, кого еще спросить? Полякова? А надо ли? То, что ты задумал, если хочешь, страшная, опасная вещь для колхоза. Не подумай, что я обвиняю тебя в дурных намерениях. Нет, твои намерения самые лучшие. И оттого они еще более опасны. Я даже так вам скажу, ребята. Если хотите знать, то большинство наших бед начинаются с хороших намерений. Разве, когда внедрялась кукуруза, не думали о том, что мы с ее помощью разовьем животноводство, завалим мясом все магазины. Не вышло. Думали: «Зачем гулять земле под парами — больше посеем, больше будет хлеба». Опять просчитались. И на клевер обрушились. Да вместо травы — сей зерно, картошку, овощи! А что вышло? Вот что получается, когда намерения хорошие, а понимания дела не хватает… Так и у тебя получилось, Игорь. И хочешь ты или не хочешь, а я не допущу, чтобы в колхоз вступали по голосованию.

— А если каждый отдельно подаст заявление? — перебил Игорь.

— И даже если от каждого поступит заявление, — ответил Русаков. — Пока не примем. И поймите меня правильно, ребята. Вот Игорь хочет дать в колхоз молодежь числом поболее, а нам нужна, пусть числом поменьше, но такая, чтобы у нее на уме был не стаж для поступления в вуз, а чтобы был интерес жить в деревне и работать на земле. А уже если кто и уедет — захватит мечта о небе, или городом заболеет — никакая дорога человеку не заказана, — то пусть в сердце своем увезет любовь к колхозу, пусть добром вспоминает о нем и другим расскажет, как привольно жилось и работалось ему на земле. Понимаете, какая нам нужна молодежь? И потому говорю каждому из вас: если сердце к колхозу не лежит — никто вас не держит. Ехать учиться? Пожалуйста! Работать в городе? Счастливого пути! Ну а кто в колхоз — добро пожаловать! Но прежде чем принять — поговорим с тобой на правлении. Как ты представляешь себе жизнь в колхозе, чем думаешь быть ему полезным и вообще, серьезно твое решение, или товарищ Шеломов поговорил с тобой, намекнул на ответственность комсомольца — и готово! Бывает такое?

— Бывает, Иван Трофимович, — подтвердил Андрей.

— Но даже после того, как мы признаем, что ты достоин быть в колхозе, то и тогда скажем: войти в наш колхоз трудно, а выйти — пожалуйста, в любой день.

После собрания, не сговариваясь, Игорь, Андрей, Нина Богданова вышли вместе из клуба. Каждому надо было что-то сказать и объяснить другому, и они шли молча, ожидая, что кто-нибудь заговорит первым. Наконец Игорь сказал Андрею:

— Не ты ли пригласил Русакова на собрание?

— Приглашать не приглашал, а о собрании сказал.

— Не вытерпел, захотел похвастаться. Как же, вступаем в колхоз! А когда надо было драться с Русаковым, ты предпочел молчать. Как будто не ты подписывал заявление. И вообще — все вы хороши! Эх мы, да мы… А чуть дела коснулось — и нет вас.