Шарон Крич - Две луны

– Не беспокойся, – сказала я. – Я сама в нём буду спать.

Я забралась в мешок и сделала вид, будто тут же заснула. Я слышала, как Фиби укладывалась в кровать.

Немного спустя в комнату заглянул папа.

– Фиби? – спросил он. – Что-то случилось?

– Нет, – сказала она.

– Мне показалось, что кто-то плачет. Ты в порядке?

– Да, – сказала она.

– Точно?

– Да.

Мне стало неловко из-за Фиби. Я понимала, что должна встать и постараться быть доброй, но я слишком хорошо помнила, как чувствовала себя точно так же, и я знала, что иногда тебе просто хочется остаться одной со своими птицами печали. Иногда человеку необходимо выплакаться самому.

Той ночью мне приснилось, будто я сижу на траве и смотрю в бинокль. Далеко-далеко моя мама поднималась по лестнице. Она всё лезла и лезла. Это оказалась какая-то бесконечная лестница. Она не замечала меня и вовсе не собиралась спускаться. Она просто лезла вверх.

На следующий день, помогая Фиби тащить домой чемодан, я сказала:

– Фиби, я понимаю, что ты в последнее время расстроена…

– Я не расстроена в последнее время, – отрезала она.

– Иногда, Фиби, я точно как ты слишком…

– Всё, спасибо.

– …но иногда, Фиби, мне ужасно хочется вышвырнуть в окно твою тушку, не содержащую холестерина!

Ответить она не успела, потому что мы уже пришли к ним домой, и она предпочла наброситься на отца с вопросами:

– Есть новости? Мама уже вернулась? Она звонила?

– В некотором роде, – ответил он. – Она позвонила миссис Кадавр…

– Миссис Кадавр?! Но с какой стати? Почему она вообще…

– Фиби, успокойся. Я не знаю, почему она позвонила миссис Кадавр. Мне не удалось спросить об этом у миссис Кадавр. Её нет дома. Она оставила записку, – и он показал её Фиби: «Норма звонила, чтобы сказать, что она в порядке». Внизу стояла подпись миссис Кадавр и постскриптум, в котором сообщалось, что миссис Кадавр вернётся домой в понедельник.

– Ни за что не поверю, что мама звонила миссис Кадавр. Миссис Кадавр сама это придумала. Миссис Кадавр, наверное, убила её и разрубила на куски. Я звоню в полицию.

Они ужасно поругались, но в итоге Фиби пришлось уступить. Её папа поклялся, что обзвонил всех, кто мог бы подсказать, куда пропала её мама. Он пообещал, что снова начнёт всех обзванивать завтра утром и обязательно поговорит с миссис Кадавр. И если до среды от мамы не будет ни писем, ни личных звонков, он обратится в полицию.

Фиби вышла проводить меня на крыльцо. Она сказала:

– Всё, я решила. Я сама позвоню в полицию. Я могу даже пойти в участок. Я не обязана ждать до среды. Я могу пойти, когда захочу.

Этим же вечером она позвонила мне домой. Она снова шептала в трубку:

– Мне кажется, здесь слишком тихо. Сама не знаю, что на меня нашло. Я лежу в кровати и не могу заснуть. Моя кровать слишком жёсткая.

В понедельник Фиби делала устный доклад про Пандору. Она начала дрожащим голосом:

– По некоторым причинам Бен уже касался моей темы, Пандоры, когда рассказывал о Прометее. Однако Бен немного ошибся по поводу Пандоры.

Все дружно обернулись на Бена.

– Я не ошибся, – возразил Бен.

– Ошибся, ещё как! – У Фиби задрожали губы. – Пандору посылали человеку не как наказание , а как награду …

– Неправда, – перебил Бен.

– Правда! – не сдавалась Фиби. – Зевс решил сделать человеку подарок, поскольку мужчине было одиноко на Земле, в компании одних только животных. И тогда Зевс создал милую и прекрасную женщину, а потом пригласил на пир всех богов. Это был очень приличный обед, с тарелками из одного сервиза .

Мэри Лу и Бен переглянулись.

– Зевс велел богам поднести женщине дары, чтобы она почувствовала себя желанной гостьей , – тут Фиби глянула на меня. – Они подарили ей всякие чудесные вещи: роскошную шаль, серебряное платье, красоту…

– Я думал, ты уже говорила, что она и так была красивой, – заметил Бен.

– Они подарили ей ещё больше красоты. Доволен? – Губы у неё уже не тряслись, но она здорово покраснела. – Боги также наделили её способностью петь, силой убеждения, золотой короной, цветами и множеством других волшебных вещей. И из-за всех этих даров Зевс назвал её Пандорой, что значит «всем одарённая». – Фиби явно увлеклась своим рассказом. – Но ей досталось ещё два дара, о которых я не упомянула. Один из них – любопытство. Кстати, именно потому женщины такие любопытные – из-за дара, доставшегося самой первой женщине.

– Лучше бы ей достался дар молчания, – вставил Бен.

– И последним был чудесный ларец, украшенный золотом и самоцветами, и что самое важное – ей было запрещено этот ларец открывать.

– Но тогда зачем было его дарить? – удивился Бен.

Было заметно, что его реплики здорово разозлили Фиби. Она сказала:

– Об этом я и пытаюсь тебе рассказать. Это был подарок .

– Но зачем дарить ей подарок, который она не могла открыть?

– Я-не-зна-ю! Это просто такая история. И как я сказала , Пандора не должна была открывать ларец, но из-за своего огромного любопытства она ужасно, ужасно, ужасно хотела узнать, что там внутри, и вот однажды она его открыла.

– Так я и знал! – сказал Бен. – Я знал, что она его откроет, как только ты сказала, что ей было запрещена его открывать.

– В ларце оказалось всё зло мира, такое как ненависть, зависть, болезни, эпидемии и холестерин. Там были опухоли мозга и печаль, и сумасшествие, и похищения людей, и убийства… – она замолкла и посмотрела на мистера Биркуэя, прежде чем продолжать: – …и всё в таком роде. Когда Пандора увидела, какие ужасы она выпустила из ларца, то попыталась снова закрыть крышку, но это ей не удалось, и всё зло осталось в мире. В этом ларце была лишь одна хорошая вещь.

– И что же это? – спросил Бен.

– Как я и собиралась объяснить, единственной хорошей вещью в ларце была надежда , и вот почему, несмотря на то, что в мире так много зла, в нём ещё остаётся немного надежды, – она подняла над головой картинку с Пандорой, открывающей ларец, из которого вылетает жуткая стая гремлинов. Пандора казалась очень напуганной.

Тем вечером я размышляла о ларце Пандоры. Зачем кому-то вздумалось спрятать такую хорошую вещь, как надежда, в один ларец с болезнями, похищениями людей и убийствами? Хотя, конечно, это очень удачно, что она там оказалась. Иначе люди бы только и делали, что позволяли птицам печали вить гнёзда у себя в мыслях, из-за всех этих ядерных войн, и отравления окружающей среды, и бомб, и психов с ножами.

И где-то должен быть другой ларец, со всем добром мира, солнцем, и любовью, и деревьями, и всяким таким. Интересно, кому повезёт открыть этот ларец, и не окажется ли там на дне одна плохая вещь под всеми хорошими? Может, это будет страх ? Ведь даже когда всё кажется хорошо и прекрасно, я боюсь, что что-то пойдёт не так и всё изменится.