Рабиндранат Тагор - Свет и тени

— Шойри, — сказал он, — я закончил одеяло. Посмотри, как хорошо вышло!

Наконец, с трудом, ему удалось повернуть к себе лицо Шойробхи. Однако она закрыла его краем сари. По ее щекам текли слезы — разве можно было их показать!

Много пришлось еще потрудиться Рошику, пока прежние отношения с Шойробхой были восстановлены. Когда примирение зашло так далеко, что девочка принесла Рошику бетель, он разостлал одеяло по двору. Сердце девочки замерло от восторга — Рошик окончательно покорил ее. А когда Рошик сказал: «Шойри, это одеяло я вышивал для тебя, я тебе его дарю», — она никак не могла поверить, что такой необыкновенный подарок мог быть предназначен ей. Она не привыкла еще требовать для себя что-нибудь ценное.

Гопал стал ее ругать. Ему были незнакомы психологические тонкости, и он считал лицемерием не принять вещь, которую хочется иметь. Чтобы время не терять попусту, он свернул одеяло и отнес его в дом.

Итак, размолвка окончилась, и оба, мальчик и девочка, радовались, что их дружба будет продолжаться как прежде.

В этот день Рошик возобновил прежние отношения со всеми своими деревенскими друзьями. Только к брату он не зашел ни разу.

Бонгши лежал на постели, когда утром пришла пожилая вдова, стряпавшая на братьев, и спросила, что сегодня готовить.

— Я плохо себя чувствую, — ответил Бонгши, — и ничего не буду есть. Накорми Рошика.

— Рошик сказал, что он дома есть не будет. Видимо, его куда-то пригласили на обед.

Бонгши глубоко вздохнул, натянул на голову покрывало и отвернулся к стенке.

А Рошик в этот день впервые покинул родную деревню и ушел вместе с цирком.

Была прохладная ночь, на небе светила луна. Все уже разошлись после базарного дня; слышались только голоса тех, кто возвращался сейчас к себе домой, шагая по тропинкам, протоптанным среди полей. Вот возница уснул в телеге, укутавшись в теплый халат, и волы сами шли к месту, где их ждал отдых. Над коровниками курился дым от соломы и, охлаждаясь в безветренном зимнем воздухе, медленно опускался клубами на бамбуковые заросли.

Но когда Рошик и его спутники достигли опушки леса и вдали исчезли освещенные слабым лунным светом густые деревья родной деревни, мальчик затосковал.

Еще можно было вернуться обратно, но оскорбленное самолюбие не позволяло это сделать. «Я ничего не зарабатываю и ем хлеб брата, — думал Рошик. — При всех обстоятельствах нужно смыть это пятно и вернуться в родную деревню на велосипеде, купленном на собственные деньги».

Позади остались родные пруды и причалы, поля, где особенно остро ощущается аромат горчичных посевов, манговые рощи, где жужжат пчелы. Позади остались игры и дружба, а впереди были неведомый, чужой мир и неизвестная судьба.

Рошик всегда думал, что трудно работать только на станке, а любая другая работа безусловно легка. Он думал, что у него не будет никаких забот, когда он вырвется из узкого круга своей семьи, и поэтому выехал из деревни в самом радостном настроении. Он и не представлял себе, сколько встанет перед ним трудностей и препятствий, как много нужно затратить усилий и времени, чтобы добиться успеха. Когда стоишь на месте, отдаленная гора представляется близкой — кажется, что за какие-нибудь полчаса можно добраться до ее вершины. Так и Рошик думал, что стоит ему выехать из деревни, как он быстро и легко добьется необыкновенного успеха. Он никому не сказал о том, куда едет. «Я сам принесу в деревню весть о своем возвращении», — мечтал юноша.

Однако когда Рошик приступил к настоящему делу, он убедился в том, что только добровольная работа приносит уважение и симпатию окружающих, которыми он прежде пользовался. А вот работа по необходимости — это совсем другое. Тут уже не до чувств.

Когда человек сам себе хозяин, он работает по собственному желанию и работа у него спорится. Интерес к ней вызывает удивительную ловкость, умение и наполняет душу радостью. А когда работаешь ради денег, никакого интереса не может быть. Люди, которые трудятся по необходимости, дышат воздухом неопределенных мечтаний. Лодка их жизни требует только непрерывных ударов веслами, только работы.

Цирк казался Рошику очень интересным местом, пока он был зрителем, но, когда он попал за кулисы, иллюзия исчезла. Мы вздыхаем с облегчением, избавившись от того, что некогда доставляло нам удовольствие, а когда что-нибудь перестает нам нравиться и вместе с тем продолжает изо дня в день, назойливо повторяться, это становится самым постылым в мире.

Жизнь в цирке казалась Рошику все более скучной и пресной. Он часто вспоминал теперь родную деревню. Когда он просыпался ночью, ему в темноте чудилось, что он лежит рядом с братом; через несколько мгновений он приходил в себя и понимал, что брат далеко.

В холодные ночи Рошик вспоминал о том, как Бонгши осторожно укрывал его своей одеждой, боясь, как бы он не простудился. А когда он по ночам мерз здесь, в чужом доме, ему мерещилось, что брат придет и укроет его; он ждал брата и сердился, что его так долго нет.

Он просыпался. Брата рядом не было, и Рошик думал, что Бонгши, наверно, сейчас ворочается на постели и мучается оттого, что не может укрыть в такую холодную ночь младшего брата своей одеждой.

«Завтра же отправлюсь домой», — думал Рошик, Но утром, поднявшись с постели, вновь упрямо повторял: «Нет, я должен скопить деньги на свадьбу и вернуться домой на собственном велосипеде. Иначе я недостоин называться мужчиной и носить имя Рошик».

Однажды руководитель труппы обрушился на Рошика с грубой бранью и обозвал его подлым ткачом. В тот же день юноша оставил в уплату накопившегося долга свой жалкий скарб и покинул цирк. Весь этот день он ничего не ел. Вечером он увидел коров, безмятежно пасшихся на берегу реки, и позавидовал им.

«Для всех птиц и зверей, — подумал он, — земля — родная мать; она кормит их из своих рук и кладет им готовые куски в рот, а люди для нее пасынки. Кругом расстилаются широкие поля, но ничего не найдешь на них съедобного».

Рошик подошел к берегу реки и, наполняя ладони водой, жадно пил.

«У реки нет никаких забот, — думал Рошик, — она не знает ни голода, ни нужды, ни труда; у нее нет дома, но она не чувствует в нем никакой необходимости. Приближается темная ночь, а река бесцельно бежит куда-то вперед».

Он сидел на берегу, погруженный в свои думы, и устремил свой взор на реку, которая несла мимо него свои воды. Иногда ему казалось, что единственный способ достигнуть покоя — это сбросить тяжелое бремя человеческой жизни, броситься в свободный, беззаботный поток и слиться с ним воедино.

Пока Рошик так размышлял, к берегу подошел юноша, сбросил на землю мешок, который он тащил на себе, и сел рядом с Рошиком. Вытащив из узелка молотый рис, он принялся размачивать его в воде, готовясь к трапезе.