Сергей Вольф - Ищи себя, Громов

— Пошли к карусельному! — прокричал Дымшиц, и мы тронулись дальше.

Карусельный станок был ещё больше того, первого, и тоже с пультом управления и своим освещением, специальными лампами. Того света сверху, от больших ламп, явно бы не хватало из-за высоты и тумана. Этот карусельный станок крутился как карусель — ну не сам станок, а его крутящаяся часть вместе с деталью — а резец, который её обрабатывал, был неподвижным.

Лицо Дымшица прямо светилось, когда он рассказывал о станке.

— Огромные лопасти турбины! — кричал он. — Это не просто лопатки! Это огромные крылья, и каждое крыло представляет собой математически сложную, я бы сказал — сложнейшую, единую систему выпуклых и вогнутых поверхностей. Идите сюда! Вот станок, который делает поверхность лопасти после отливки идеально правильной. Смотрите, смотрите внимательно! Большим резцом трудно управлять, чтобы выполнить такую сложную и тонкую работу, да, тонкую, хотя лопасть и огромна. Мы заставляем нечто вроде маленького резца отмечать эту работу на маленькой модели, после от этого маленького резца через сложную связь идёт программа к резцу большому, и тогда начинает действовать он, большой резец. Понимаете теперь, какая это красота!?

Дымшиц таскал нас от станка к станку, кричал, заглушая шум в цехе, рассказывал, объяснял, знакомил с рабочими, просил их объяснить нам работу станка, они объясняли, он хохотал, шутил, тащил нас дальше, и всё начиналось сначала.

— Это электрокары! — кричал он, показывая нам на маленькие машинки, которые сновали по узким улочкам, пересекавшим главное шоссе цеха. — Они перевозят более мелкие детали. Либо от станка к станку. Либо в другой цех, либо из другого. Привет, Коля! — кричал он водителю электрокара. — Идите сюда, детки! Вот смотрите, смотрите во все глаза, здесь и собирается мадам турбина целиком. Это святое место! Ага, вот и она, голубушка! Помните эту деталь, которую при вас потащил от станка кран? Это она! Смотрите, смотрите! Вы видели когда-нибудь крепёжные болты и гайки такой величины? Во гайка! Чуть ли не в метр диаметром! Слушайте сюда! Говоря очень и очень примитивно, когда наступит момент сборки, на вал, длиннющий вал наденут и закрепят специальное огромное кольцо, в него вмонтируют лопасти, закрепят их, насадят на вал конус и всю эту собранную махину отправят на электростанцию. Вал окажется в специальном отделении электростанции, лопасти же примут на себя огромную нагрузку падающей сверху воды, они начнут вращаться, а вместе с ними и вал. Так на электростанции из механической энергии, энергии вращения, получат энергию электрическую. Но не забывайте, — я всё объяснял примитивно! Теперь я жду от вас вопросов, детишки!

По-моему, все были усталые жутко, когда мы вышли из проходной. И очень тихие. Но глаза у многих — я заметил — странно блестели. Галка Чижова и красавица Нина Луфарёва — Пумка смотрели на вышедшего с нами Дымшица, открыв рот, как на великого киноактёра.

Евгения Максимовна долго трясла Дымшицу руку и благодарила, мы — тоже, после она пригласила его в школу на какой-то вечер, и тогда все заорали, чтобы он обязательно приходил.

— Цех произвёл на меня огромное впечатление, — сказал Цыплаков Дымшицу. — Но я остался при своём мнении.

Во фрукт, а?!

Правда, никто не обратил на него внимания, а Дымшиц потрепал его по плечу и сказал:

— Молодец, шкет. Надо быть принципиальным.

После он ушёл на завод по своим делам, а мы поехали домой.

В трамвае я стоял один, отдельно от всех, многие завелись и начали галдеть и спорить, но мне спорить не хотелось. Сам я вроде бы не очень интересовался техникой, но я давно не видел в жизни ничего подобного этому цеху. Точно, одно дело читать, слышать, рассуждать, и совсем другое — всё это увидеть.

Вот это работёнка, думал я, да если бы я знал, что в какой-нибудь турбине на какой-то там электростанции есть деталь, которую я сделал сам на станке, я, наверное, был бы другим человеком. Да нет, не наверное, а точно был бы другим.

На переменке меня отозвала в сторону Евгения Максимовна и сказала:

— Знаешь что, Митя? Я сейчас как раз ответственная за сбор материала в школьную стенгазету, в редколлегии узнали, что мы были на экскурсии на заводе, и очень просили, чтобы кто-нибудь написал об экскурсии. Напиши ты. Конечно, ты не обязан, но ты всё же лучше всех знаешь Дымшица, а надо обязательно написать и о нём. Напиши, если ты не против. Только просто напиши, поживее, как было, так и напиши, и поначалу не думай о знаках препинания, а то станешь строить предложения слишком грамотно, и выйдет сухо. Хорошо?

— Хорошо, я напишу, — сказал я, хотя мне не очень-то хотелось писать, только ей не хотелось отказывать.

После школы я помучился — написал эту заметку и отвёз её Евгении Максимовне.

Когда я вернулся, дома никого не было, и я не знал, садиться мне за уроки до обеда или не садиться — до обеда как раз час всего оставался. Я поболтался по квартире как неприкаянный, и тут прозвенел звонок, и я пошел открывать.

Я открыл дверь и увидел незнакомого дядьку в ватнике и шляпе. Я сказал:

— Здравствуйте, вам кого?

Он говорит:

— Скажи, дети у вас в квартире есть?

— Какие дети? — говорю.

— Какие-какие?! Такие, как ты.

— Есть, — говорю.

— А где?

— Я сам, — говорю, — раз такие, как я.

— Ты не остри, — говорит. — Кроме тебя есть?

— Есть. А что, нельзя острить?

— Да отстань ты! Кто есть кроме тебя?

— Сестра.

— А где она?

— Нет её дома!

— А где? Скоро придёт?

— Не знаю. Она в Москву уехала.

— Слушай! — говорит. — Ты мне брось! Я по делу, и мне не до шуток. И не до острот. Если все будут острить, то дела никогда не сделаешь. Сначала надо дело сделать, а потом уже шутить. «В Москву уехала!» Раз она в Москву уехала, раз её нет, зачем она мне. А если ты шутишь, и она дома, зови её сюда, у меня дело. Дело — это главное, а потом уже шутки.

Вот тип! А может, он вор, а? Но вообще-то он мне здорово надоел.

— Нет её, — сказал я. — Может, она и не в Москве, но дома её нет, это главное.

— А что она в Москве делает, если она ребёнок?

— А кто вам сказал, что она ребёнок?

— Сам же сказал, что такая, как ты.

— А кто вам сказал, что я ребёнок?

— Слушай, — говорит. — Хватит! Не до шуток. Раз её нет, так нет. А ты точно ребёнок, ты-то мне и нужен.

Доехали!

— Так какое же дело? — спрашиваю.

Он говорит:

— А дело вот какое. Только если её нет дома. А то зови.

— Квартиру вам, что ли, показать? — говорю.

— Нет, нет, — говорит. — Не надо. Ну, слушай. Сам я из родительского комитета при домохозяйстве. Детей у меня, слава богу, нет, но в комитете я состою. И вот мы в комитете ещё в конце лета решили, что заведём у себя в доме музыкальный кружок, струнный оркестр для детей. Составили список, взяли напрокат инструменты, нашли педагога, и вдруг — на тебе, половина детей, которые записались, наотрез отказывается учиться в струнном оркестре. То ли они передумали, то ли упрямые, то ли им родители запретили из-за плохой успеваемости — я не разобрался, но они наотрез отказываются, не хотят.