Сергей Вольф - Ищи себя, Громов

— Глупые дети, — сказал я.

— Во, — сказал он. — Точно. А ты умный! И сестра твоя умная, если бы она была здесь. И я тоже прошу — иди ты, пожалуйста, в этот оркестр. Сам иди и сестру веди.

— Нет, — сказал я.

— Почему? — говорит.

— А я не хочу, — говорю. — И в списке меня не было. Я и не обязан, — говорю.

— А кто говорит, что ты обязан? Никто и не говорит. А ты иди и учись.

— Не пойду, — сказал я.

— Ты пойми, — говорит. — Если не будет полного списка, окажется мало денег, и педагог вообще не захочет с остальными заниматься.

— Ах ещё и деньги платить? — говорю. — Нет, я не пойду. Да с чего вы взяли вообще, что я хочу? Не хочу я заниматься музыкой! Да ещё за деньги.

— Да при чём тут деньги?! — говорит. — Не в деньгах дело. Ты про деньги не думай, и про то, что не хочешь, — тоже не думай. Ты просто иди и учись музыке.

— Бесплатно? — говорю.

— Почему же бесплатно? За плату.

— Не пойду, — сказал я.

— Вот заладил: «Не пойду — не пойду. Обязан — не обязан. Должен — не должен. Деньги — шменьги»! Да пойми ты, куриная твоя голова, что идея важнее.

— Какая ещё идея?!

— Да я же объяснял тебе, что половина-то детей хочет заниматься, но если вторая половина не придёт — и заниматься не будет и денег не даст, то и первая, желающая половина откажется, потому что вдвойне платить дорого. Так что, что значит, что ты не хочешь? Ты не хоти, но иди, и деньги плати. Спасай положение, идею спасай, понял? Потому что одна половина заниматься в струнном оркестре хочет.

Надоел он мне — ужас. Да к тому же, как-никак, а говорил он верно. Что же, те ребята, которые хотят учиться, учиться музыке не будут, раз другие, подлецы, отказались? Это несправедливо. Да и за инструменты в прокате домохозяйство заплатило.

— Ладно, — сказал я. — Я приду. А когда занятия?

— Вот так-то, — сказал он. — Не сразу, но разобрался. А занятия уже сегодня, в семь вечера, в красном уголке. Знаешь, где красный уголок? В третьем подъезде, внизу. Как твоя фамилия?

— Громов, — сказал я, и он записал мою фамилию и номер квартиры. После ушёл. А я подумал, что очень странно я с ним говорил. Непохоже на себя.

Пришла мама, и я рассказал ей об этом дядьке и струнном оркестре. Мне показалось, она даже обрадовалась.

— Конечно иди, дорогой. Ведь ты обещал. И потом музыка — это же замечательно. Я давно об этом думала. Обязательно иди.

Красный уголок я отыскал сразу и, когда вошёл туда, увидел, что народу собралось немного — человек десять: около двери сидел какой-то длинный незнакомый парнишка, на стульях в нескольких местах — разная мелюзга, малолетки, человека по два, по три, а в самом конце комнаты, у стола с красной скатертью, — почему-то наш Жора Питомников… Я пошёл к нему, думая, что он-то здесь делает, ведь он, кажется, не из нашего дома.

— Здоро́во! — сказал я. — А ты чего?

— Да ну к лешему! — сказал Жорка. — Вечно я попадаю в глупые истории. У вас тут в доме один мой знакомый живёт, Генка Генералов, я забежал к нему днём забрать мой детектив обратно, я ему почитать давал, а тут как раз какой-то мужик припёрся в ватнике и в шляпе…

— Во-во! — сказал я и засмеялся.

— И ты тоже?!

— Ну да, — говорю.

— Ну потрясающе! Да ты-то ладно, ты хоть в этом доме живёшь. А я здесь при чём?

Я посмотрел на инструменты, они стояли вдоль стены, за столом с красной скатертью. Гитары, балалайки, мандолины, какая-то огромная балалайка, одна скрипка и снова балалайка и гитары.

— Может, отвалим, а, Гром? — спросил Жорка, и тут же в красный уголок вошёл старичок в коричневом пиджаке, в галошах и шарфе на шее, шарф он заправил под пиджак. Я не сразу сообразил, кто он такой, он как-то тихо, бочком прошёл вдоль стенки через комнату и сел на стул в углу, а не за стол. Он сидел, смотрел на нас, кашлял и ничего не говорил. Помаленьку те, кто разговаривал или шушукался, замолчали, и стало тихо. Тогда он встал, подошёл к столу и сказал:

— Здравствуйте, милые дети. Меня зовут Никодим Давыдович, и я буду учить вас музыке. Возьмите, пожалуйста, инструменты, и мы, не теряя времени, начнем заниматься.

Но никто не шевельнулся и не встал.

Жора Питомников сказал:

— А где же барабан? Я, знаете ли, хотел на барабане, потому что на будущий год собираюсь играть в джазе.

— Что ж, очень грустно, — сказал Никодим Давыдович и развёл руками. — Но барабана нет. Я спрошу в родительском комитете, может быть, они возьмут напрокат и барабан.

— А то, — сказал Жорка, — мне не очень-то и нравится. И вообще я из другого дома, просто меня уговорили, и барабана к тому же нет.

— Что же мне тебе сказать? — Никодим Давыдович помолчал. — Ну если тебе здесь неинтересно и тебя к тому же уговорили, ты можешь идти. Я не буду сердиться.

Я краем глаза поглядел на Жорку и увидел, что он вдруг покраснел.

— Да нет, — сказал он. — Я останусь. Вы не думайте… не сердитесь. Просто я хотел на барабане, я настроился…

— Я не сержусь, что ты, — сказал Никодим Давыдович. — Оставайся, конечно. Ну, дети, берите инструменты.

Малыши встали и тихо тронулись к стенке, где стояли инструменты. Длинный парнишка, который сидел у самого выхода, вдруг ка-ак вскочит — и в дверь, только его и видели, наверное, передумал учиться музыке, но Никодим Давыдович ничего не видел, он стоял спиной к выходу. Мы с Жоркой сидели и ждали, как дураки, когда малышня выберет себе инструменты. Они — эта мелюзга — когда дорвались до инструментов, вдруг стали визжать, ссориться и вырывать друг у друга эти балалайки, гитары и мандолины, Никодим Давыдович еле их успокоил, сам роздал им инструменты и велел сесть на место, сказав, что на первый раз даже не очень-то и важно, какой у кого инструмент. После и мы с Жоркой пошли за своими. Я подумал и взял единственную скрипку со смычком, он — гитару, и мы подсели к остальным, а Никодим Давыдович сказал:

— Ну, прекрасно, дети. Я даже и не знаю, будем ли мы сегодня играть. Вы не расстраивайтесь — всё будет, но сегодня я хочу рассказать вам о том, что такое музыка и какие на свете были композиторы, сочинявшие эту музыку. Может быть, мы успеем, и я расскажу тогда про ноты, про нотные линейки, где какая нота пишется и как она называется. Вы слушайте и держите свои инструменты, привыкайте к ним.

Странно, но пока он потом рассказывал, никто не шевельнулся и не дёргал инструменты за струны: я был уверен, что малышня наверняка будет дёргать струны. Нет, не дёргали.

Честно говоря, я не слушал, что рассказывал Никодим Давыдович, наверное, интересное что-нибудь, если все сидели тихо. Я о своём думал.

После кто-то из малышей всё же не удержался и дёрнул за струну, потом второй. Никодим Давыдович сказал: