Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности [сборник litres]

– Просто мы еще не кончили его чистить, – вежливым тоном ответила Вайолет. – Я хочу надеяться, что вам понравилось мороженое в горячем сиропе, которое мы для вас приготовили?

– Да, вполне, – сказала одна из старейшин, пожимая плечами, отчего шляпа у нее слегка подпрыгнула.

– В моем было слишком много орехов, – сказала другая. – Правило номер девятьсот шестьдесят один категорически запрещает класть в мороженое под горячим сиропом для Совета старейшин больше пятнадцати кусочков ореха, а в моей порции явно содержалось больше.

– Мне очень жаль это слышать, – проговорил Клаус, с трудом удержавшись, чтобы не добавить: «Привередливые могут готовить мороженое сами».

– Мы сложили грязные вазочки из-под мороженого в кафе, – добавила третья. – Завтра днем вымоете, когда будете работать в дальних кварталах. Но сейчас мы пришли для того, чтобы сказать кое-что Гектору.

Дети взглянули наверх, где на лестнице стоял Гектор. Они думали, что ему все-таки придется обернуться и заговорить со старейшинами, как бы он ни робел. Но Гектор лишь кашлянул и продолжал чистить фонтан. Вайолет вспомнила, как отец учил ее отвечать по телефону, когда сам не мог подойти.

– Простите, Гектор сейчас занят. Могу я что-нибудь ему передать?

Старейшины обменялись взглядами и кивнули, отчего шляпы их словно клюнули друг дружку.

– Пожалуй, да, – ответила одна. – Если только мы можем доверить наше сообщение такой маленькой девочке.

– Сообщение очень важное, – прибавила вторая.

И тут я опять вынужден употребить выражение «гром среди ясного неба». Казалось бы, после таинственного появления двух стихотворений Айседоры Квегмайр у подножия Дерева Невермор ни громов ни молний в городе Г. П. В. больше не будет. В конце концов, молния редко ударяет в одно и то же место больше одного раза. Но бодлеровским сиротам жизнь представлялась чередой сплошных громов среди ясного неба с тех самых пор, как мистер По оглушил их первый раз, объявив о гибели родителей. И сколько бы ударов грома они впоследствии ни испытывали, у них все равно так же кружилась голова, и так же слабели ноги, и так же гудело во всем теле при каждом новом громе среди ясного неба. Потому-то, услышав сообщение старейшин, Бодлеры чуть не сели в Птичий Фонтан – так оно их удивило. Они уже и не ждали, что услышат когда-либо подобное сообщение, моих же ушей оно достигает лишь в самых приятных снах, а они случаются крайне редко.

– Сообщение состоит в следующем, – сказала третья представительница Совета старейшин и так низко нагнула голову, что дети могли разглядеть каждое фетровое перышко на ее вороноподобной шляпе. – Пойман Граф Олаф.

И Бодлерам показалось, что в них опять ударила молния.

Хотя слова «сделать скоропалительный вывод» просто такое выражение, а не реальное действие, это не менее опасно, чем сделать скоропалительный прыжок со скалы, или скоропалительно выпрыгнуть на рельсы впереди идущего поезда, или просто запрыгать от радости. Если прыгнуть в пропасть, вас, скорее всего, ждет болезненное приземление, если только внизу нет чего-нибудь смягчающего падение – например, большого количества воды или вороха папиросной бумаги. Если сделать скоропалительный прыжок перед идущим поездом, вас, скорее всего, ждет болезненная поездка, если только на вас нет противопоездного костюма. А прыгая от радости, можно набить себе болезненную шишку на голове, если сперва не удостовериться, что потолки над вами высокие. Но к сожалению, жизнерадостным людям не слишком свойственна предусмотрительность. Словом, очевидно, что единственный выход во всех случаях, связанных со скоропалительностью, – либо сперва удостовериться, что прыгаешь куда надо, либо не прыгать вовсе.

Однако невозможно обойтись без болезненных ощущений, когда делаешь скоропалительный вывод, да и удостовериться, что прыгаешь куда надо, тоже невозможно, поскольку «сделать скоропалительный вывод» означает «счесть что-то правдой, хотя неизвестно, правда ли это на самом деле». Когда бодлеровские сироты услышали от трех представительниц Совета, что Граф Олаф пойман, они пришли в невероятное волнение и тут же сделали вывод, что это правда.

– Это правда, – сказала одна из старейшин, что отнюдь не вывело детей из заблуждения, а наоборот. – Утром в городе появился мужчина с одной бровью и татуировкой в виде глаза на щиколотке.

– Значит, это Олаф, – сказала Вайолет, делая скоропалительный вывод.

– Ну разумеется, – подтвердила вторая Старейшина. – Он подходит под описание, которое дал мистер По, поэтому мы его сразу арестовали.

– Значит, это правда? – присоединился Клаус к сестре, не уступая ей в скоропалительности. – Вы и в самом деле поймали Графа Олафа?

– Ну разумеется, это правда, – с раздражением подтвердила третья старейшина. – Мы уже связались с «Дейли пунктилио», и они напишут об этом статью. Скоро весь мир узнает, что Граф Олаф наконец пойман.

– Ур-ра! – закричала Солнышко, в свою очередь делая скоропалительный вывод.

– Совет старейшин созывает экстренное собрание, – объявила старшая на вид женщина. Ее вороноподобная шляпа подпрыгивала от возбуждения.

– Все жители обязаны немедленно явиться в ратушу для обсуждения вопроса – что с ним делать. Все-таки существует правило номер девятнадцать тысяч восемьсот тридцать три, которое ни при каких условиях не допускает проникновения в город злодеев. За нарушение правила полагается сжигание на костре.

– Сжигание на костре?! – ужаснулась Вайолет.

– Ну да, – ответила старейшина. – Того, кто нарушает здешние правила, мы привязываем к деревянному столбу и разводим у него под ногами костер. Я потому и предупреждала вас о количестве орехов в горячем мороженом. Было бы все-таки жаль сжигать вас на костре.

– Вы хотите сказать, что за нарушение любого правила наказание будет одно и то же? – спросил Клаус.

– Естественно, – отозвалась старейшина. – Правило номер два четко определяет, что любого, нарушившего какое-нибудь правило, ждет костер. Ведь если мы не сожжем нарушителя, мы сами станем нарушителями и тогда кто-то должен будет сжечь нас. Понятно?

– Приблизительно, – ответила Вайолет, хотя, по правде говоря, ничего не поняла. И никто из Бодлеров не понял. Хотя они и относились к Графу Олафу с отвращением, им совсем не понравилась идея сжечь его на костре. Сжигание злодея на костре больше подходило бы злодею, но не птицепоклонникам.

– Но Граф Олаф не просто нарушил правило, – осторожно подбирая слова, проговорил Клаус. – Он совершил всевозможные преступления. Уместнее передать его в руки полиции, а не просто сжигать на костре.