Владимир Арро - Трое Копейкиных и звезда

— Может, еще что надо? — спросили футболисты. — Ну, скажем, улицы подмести или с детьми понянчиться, пока вы работаете?

— Ладно, и так сойдет, — сказали рабочие.

И футболисты пошли.

Выслушав рассказ левого полузащитника, Леша Копейкин задумался. Просто трудно поверить, что невоспитанные футболисты всего за один матч стали настоящими людьми. Но факт был налицо. Леша услышал, как капитан, едва сдерживая слезы, говорил музыкантам:

— Как мы дошли до этого — не понимаю! Но больше такого не повторится, вы свидетели. Это нам урок на всю жизнь.

— Да полно вам убиваться, — жалели их музыканты. — Вы молоды, и все у вас еще впереди.

— Нет, нет! — кричал капитан. — Никаких скидок на молодость! О сладость поражения!.. О горечь удачи!..

Музыканты не выдерживали и сморкались в платки.

Леша Копейкин шепнул своему другу:

— Это ваша заслуга. Вы настоящий борец!

— Что ты, — ответил тот улыбаясь. — Я просто всего лишь левый полузащитник.

С кем бы ни говорил Леша Копейкин, о чем бы ни думал, он всегда возвращался в мыслях к тому, что за дверью, на нижней полке спит его папа — любимый звездоискатель Иван Алексеич. И такое было счастье думать об этом, что даже не верилось — даже в щелочку хотелось поглядеть.

И Леша, конечно же, приоткрыл дверь, но увидел, что папа вовсе не спит, а сидит за столом. А напротив него, разложив инструкции, сидят вчерашние ревизоры. Леша присел рядом с папой и стал слушать, о чем они говорят.

— Ну, как у вас дела? — спрашивал папа.

— Да плохо, — отвечали ему ревизоры. — Мы ночи не спим, работаем, а все нарушают, никак порядка не навести. Вот вы же сознательный человек, начальник экспедиции, а спроси вас, правда ли что небо — шелковый купол? — что вы ответите?

— Что правда, то правда, — вздохнув, сказал папа. — Особенно сегодня, когда небо без облаков.

— Вот видите, — грустно промолвили ревизоры и в блокноте напротив фамилии Копейкин И. А. поставили еще один ноль. — А небо ведь вовсе не купол, тем более не шелковый, потому что где же взять столько шелка, чтобы выстелить его изнутри. Небо ведь — это же бесконечное мировое пространство, в котором…

Но тут ревизоры махнули рукой.

— Мы устали уже объяснять, что небо — не купол, звезды — не алмазы, луна — не ломоть сыра, а соловей — не артист. Но что ты будешь делать, все люди этим заражены!

Они замолчали в отчаянии, и Леша Копейкин от всей души их пожалел.

— Да-а, — сказал папа. Вряд ли у вас что-нибудь выйдет.

— Вот и живи как хочешь, — сказали ревизоры и задумались над жизнью.

Но тут в коридоре заиграла веселая музыка. Мама заглянула в купе и крикнула:

— Идите же к нам! Здесь такое веселье, а у нас ведь с вами сегодня праздник, и надо немного потанцевать.

Иван Алексеевич с Лешей Копейкиным вышли и увидели, что все музыканты стоят в линеечку вдоль коридора и каждый играет на своем инструменте.

«Са-ма са-дик я садила-а…» — играли, переглядываясь, музыканты, а футболисты в своих купе, разбившись по парам, танцевали чарльстон.

— А в честь чего музыка? — удивившись, спросил Иван Алексеевич.

— Да больно уж грустны были футболисты, — ответила мама. — Нужно же было их как-то растормошить.

— Эх, растормошите вы их на свою голову, — сказал папа. — Ну хорошо, давайте и мы потанцуем.

Он взял маму за руку, и они пошли танцевать.

— Вы отвратительные игроки! — говорил он, между тем, футболистам.

— Правильно, — согласились они.

— Вы такие нахальные, такие зловредные!

— Правильно, — сказал капитан.

— Снова возьметесь за старое? — спросил Иван Алексеевич.

— Ни за что! — ответили футболисты. — Сейчас дотанцуем и стенгазету выпустим. Собрание проведем!

В это время Леша Копейкин заметил в углу бригадира.

Он внимательно глядел на танцующих и даже губами от усердия шевелил.

— А вы почему не танцуете? — спросил его Леша Копейкин.

— Да я бы с радостью! — ответил ему бригадир. — Но никто вот не приглашает. Все сознают, какой у меня большой авторитет. Знаете, меня это даже пугает. Бывает, захочешь со всеми, побыть. Глядь, а кругом — никого!

— Ну так пойдемте! — сказал Леша Копейкин.

— Да, пожалуй, рискну, — сказал бригадир.

Пролетали в окнах вагона бурые скалы, желтобокие сосны, задумчивые деревни, а пассажиры танцевали чарльстон.

Потом Лешу Копейкина пригласил капитан футбольной команды, потом он отплясывал с папой.

Но вдруг дверь перед ними отворилась, и какие-то люди поманили их рукой.

Леша вошел в купе вместе с Иваном Алексеевичем и тут же вскрикнул от удивления. Это были боцманы сельдяных траулеров!

Зачем же они возвращались назад?

— Вы селедку любите? — спросили они у Леши Копейкина и у Ивана Алексеевича.

— Да я уже говорил вам! — крикнул Леша Копейкин. — Там и подпись моя имеется и инициал.

— Фу-ты ну-ты! — воскликнули боцманы. — Мы так запутались, что не знаем, как теперь общее количество подсчитать!

Они, и правда, были в крупной испарине и тяжело дышали, разложив на скамейках подписные листы.

— Понимаете, приехали в управление, а там говорят «Неточно! Количество подписей не сходится с цифровым балансом. Двадцати трех подписей не хватает. Ну что ж, приходится снова ехать и собирать.

— Послушайте, — сказал папа. — А когда же вы будете ловить селедку?

— Вот то-то и оно! — крикнули боцманы. — У нас уже самим закусывать нечем, не говоря о том, чтобы кого-нибудь угостить!

Папа сказал:

— А хотите, я назову вам точную цифру любителей сельди?

— А почем знаете? — спросили подозрительно боцманы. — Вы не из управления?

— Нет, — сказал папа.

— Ну, назовите.

— Все минус единица.

Боцманы переглянулись.

— Не может этого быть!

— Точно, — сказал папа. — Могу дать честное слово. А вы запишите цифру, а то забудете.

— А кто же эта единица? — спросили они.

— Наливайко, — сказал папа. — В рот не берет селедки. Прямо видеть не может.

Боцманы встали:

— Пойти поговорить с ним… Что же он за человек?..

— Не теряйте времени, — сказал им папа. — На первой же остановке выходите и ступайте ловить.

— А сколько ловить-то?

— На всех, — сказал папа. — И одну тут же за борт.

— А это ведь правда! — встрепенулись боцманы. — Это глубочайшая правда! Поймут ли только в управлении?

— Со временем, — сказал папа, — непременно поймут.

Когда они вышли от боцманов, мама все еще танцевала. Она двигалась так легко и красиво, что в коридоре выстроилась длинная очередь желающих с нею потанцевать.