Валерий Попов - «ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении)

— Нет, — сказал я, — непонятно.

Тут я увидел, что на меня бежит хромой человек с палкой, маленьким острым носом, большими роговыми очками. Он бежал хромая, взмахивал палкой.

— Ну, — спросил он, подбежав, — так что же тебе не нравится в моих декорациях? А?

— Это главный художник, — прошептал мне на ухо кто-то.

— Холм! — кричал художник. — Скамейка! Цветы! Место встречи! Любовь! Впрочем, что ты понимаешь. — Он впервые как следует меня разглядел. — Какая там тебе любовь!

— Да нет, — сказал я, — наоборот! Мне очень нравится скамейка. И цветы. Особенно фиолетовые. Мне только непонятно: зачем они? Зритель же все равно этого не увидит. Телевидение-то черно-белое, правильно?

— Мальчик, — торжественно произнес он, — ты присутствуешь при подготовке цветной передачи!

— А-а-а, — сказал я, — я видел однажды цветную передачу!

— Ну, так как? Как тебе все это? — насмешливо спросил он. — Как тебе... холм?

— Немножко... натурально...

Художник поднял брови.

— Слишком... яркие какие-то цвета... и как-то... нет...

— Оттенков? — спросил он, кивая головой.

— Да!

— Правильно заметил, неизвестный мне мальчик! — сказал он, и я понял, что эта насмешливая интонация не относится ко мне, — он, наверно, так разговаривает всегда. — Действительно, современное цветное телевидение передает только четкие, определенные, лаконичные цвета — миллионы существующих оттенков пока ему еще недоступны... Ну, я думаю, это тебя не огорчает?

— Огорчает, — сказал я.

Он снова удивленно поднял брови.

— Скажите, — неожиданно для себя спросил я, — а в той студии... где танцы... там тоже будет цветная передача?

— Нет. Цветные передачи только здесь.

— А почему же там, — сказал я, — таблица «от четырнадцати до восемнадцати» написана синими буквами на желтом? Зря тратили краски, что ли?

— Ну, во-первых, веселей среди цветных декораций, — сказал он. — Ну, а главное... это слишком сложно. Ты думаешь — какой цвет выглядит на экране, как самый белый?

— Голубой? — чувствуя подвох, спросил я.

— Ты почти угадал! — сказал он. — Желтый!

— Странно, — сказал я.

— Безусловно странно, — сказал он. — Я сам удивляюсь!.. Тебя, я вижу, даже пот прошиб от небывалого умственного напряжения!

— Да нет, — сказал я. — Просто тут жарко очень. По-моему, даже жарче, чем в других студиях!

— Это точно, — сказал он. — Да еще не все штакетники горят! Для цветного телевидения, пока что, света надо гораздо больше!

— В три раза? — спросил я.

— А то и в пять. Ну, пока.

Он перехватил палку, пошел хромая и скрылся за дверью.

Я тоже вышел в коридор и спустился вниз по мраморной лестнице, и чем ниже спускался, тем сильнее и вкуснее пахло. Это был буфет. Я купил сосиску, кусок хлеба и чай.

Жевал сосиску, хлеб, запивал чаем, а сам все думал.

«Ну ладно, — думал я, — кажется, мне все теперь понятно, можно спокойно поесть».

Дожевывая сосиску, я поднялся по лестнице и вошел еще в одну студию. И вот что я увидел.

На возвышении стоял человек в черном костюме и громко на всю студию пел.

Я подошел поближе и вдруг заметил, что поет вовсе не он, песня идет откуда-то сверху, а он просто двигается, разводит руками и в такт песне открывает и закрывает рот!

Обман! Какой обман!

Я выбежал из студии и побежал по коридору.

— Так вот что я забыл. Звук! Я забыл спросить про звук, а с этим у них как раз явно какой-то обман!

Я вбежал в первую студию, быстро поднялся по лестнице.

Сергей Иванович сидел в глубоком кресле, закрыв глаза. Я тронул его за плечо, он встрепенулся, увидел меня и застонал.

— А, это ты, неугомонный мальчик. Ну, что тебя интересует на этот раз?

— Звук! — закричал я. — Где вы берете звук?!

Вдруг Сергей Иванович выхватил из ящика стола блестящий пистолет с длинным дулом и направил его на меня.

— Сядь! — прошептал он. — И молчи!

Я сел, и минут пять мы молчали.

— Значит, ты, неугомонный мальчик, — заговорил он наконец, — спрашиваешь, где мы берем звук? Очень просто, мы черпаем его микрофонами. Вот. — Он достал из ящика продолговатый серебристый цилиндр. — Звук попадает в него, превращается в электричество, электричество в радиоволны, волны идут к тебе домой, в телевизоре превращаются в электричество, а электричество превращается в звук. Так же, как изображение, только, слава богу, проще. Ладно, пойдем. — Мы опять шли по студии.

— Ну, — спросил я, — где же ваши микрофоны?

— Вот, — коротко ответил Сергей Иванович, поднимая руку вверх.

И действительно, там, высоко, подвешенные на красивых длинных шестах, висели те самые продолговатые серебристые цилиндры, одетые в прозрачные целлофановые чехлы.

— А эта палка зачем?

— Палка? Это не палка. Это журавль. Правда, похоже на те журавли, что по деревням у колодцев стоят? Только на конце не ведро, а микрофон. И не воду черпаем, а звук. Сидит человек за столом и говорит, а сверху, над ним, журавль микрофон держит. Как можно ниже, но только чтобы микрофону в кадр не попасть. Ведь это как-никак отвлекает — всякие лишние предметы. Вот видишь, журавли слетелись к одному месту, к тому столу? Это они будут слушать, как ты выступаешь и другие ребята тоже. Только ты на них не смотри, на журавлей, во время выступления, а то выдашь их тайну. Понял?

— Понял.

— А тот пистолет мой помнишь? С длинным дулом? То-то! Так вот, это не пистолет. Это тоже микрофон. Направляешь этот микрофон-пистолет на нужного тебе человека, и все слышат только его, а остальных нет. Так уж этот микрофон устроен — слышит только прямо, по прицелу, а с боков, хоть в барабаны бей, — глухой.

— Хорошая штука. Только уж больно на пистолет похожа.

— Да, с этим бывают разные случаи. Недавно встречали на аэродроме одного восточного короля. И один репортер с этой штукой к нему на самолетный трап влез. И не успел опомниться, как вся свита на него налетела, пистолет-микрофон этот вырвали у него, а самого спихнули с трапа на асфальт. С трудом потом им объяснили, в чем дело. Король, надо отметить, когда понял, громче всех хохотал.

А в основном — вот так, журавлями пользуемся. Перед началом спектакля журавли надо так расставить, чтобы всех участников было слышно, куда бы он там ни пошел по ходу дела. Вот как у нас со звуком.

— Ладно, — спросил я, — а если все у вас так просто, зачем же зрителей обманывать?

— Где обманывать? — Сергей Иванович даже растерялся.

— Вон там, дяденька рот раскрывает, а поет за него радио.

— А-а-а. Увидел все-таки. Ничего от тебя не скроешь. Понимаешь, когда песня идет, надо, чтобы ее хорошо было слышно, со всеми оттенками. А как ее поймаешь, если певец все время двигается, по сцене бегает. Не станешь же ему микрофон на нос вешать. Некрасиво. Вот мы так и сделали: сначала записываем его голос в специальной комнате на магнитофон, тщательно. И, когда передача идет, пускаем эту запись. А певец может бегать сколько угодно, двигаться, как ему нравится, — пожалуйста, голос его уже записан. То есть вот так — голос отдельно, изображение отдельно. А зрителю кажется, что вместе. Как говорится, благородный обман. Никому от этого не хуже. А зато — и запись хорошая, и изображение живое, подвижное.