Валерий Попов - «ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении)

— Ничего, — говорю, — нормально. Наверно, всего одна тройка будет.

— И то много. Если хочешь на телевидении работать, надо физику на отлично знать. И геометрию. И литературу. Чтобы знать, что передаешь, — не просто так...

— Ну, по этим у меня как раз пятерки.

— И слава богу.

— А как ваши дела?

— Что?

— Как ваши дела?

— А-а-а. Мои-то?.. У нас как раз самое горячее время подходит.

— Почему?

— Как почему? Через неделю Седьмое ноября. Самый большой праздник. Парад. Демонстрация. Салют. Все показать надо.

— Что ж, я могу вам помочь.

— Да? Спасибо. Тогда знаешь что? Приходи четвертого числа на Дворцовую. Часа в три. Приходи.

Как мы договорились, я стоял четвертого на Дворцовой площади, у Александрийской колонны, и ждал.

Тут из-под арки показалось сразу много машин.

«Вот это да! — подумал я. — Две ПТС, три «волги», два «москвича».

Машины остановились возле меня, и из них вышла небольшая толпа.

— Вот, — сказал Сергей Иванович, который, конечно, был среди них, — праздник есть праздник, и показать его надо празднично, по-особому, необыкновенно.

— Бросьте, Сергей Иванович, — говорил длинный человек со сросшимися бровями, в шляпе, — что же может тут быть необыкновенного? Парад. Демонстрация. Все, как обычно.

— Нет, — горячился Сергей Иванович, — ты не прав, Штукин, ты, как всегда, неправ. В том-то и дело, что любая вещь, даже самая привычная для нас, может быть показана под новым, необычным, интересным углом.

— Не знаю, не знаю.

— Конечно, ты не знаешь, Штукин, — обрадовался Сергей Иванович.

— Ладно, — сказал сухой старик, приехавший на «волге», — давайте приступим к делу.

— Значит, так, — сказал Сергей Иванович, — имеем две Пэ-Тэ-Эс, шесть камер. Надо решить, как их расставить.

Из толпы вышла красивая девушка.

— Я считаю, — сказала она, — одну камеру надо поставить просто внизу, у трибуны, для бесед с участниками демонстрации.

— Правильно, — согласился старик, приехавший на «волге», — а вторую камеру поставим на трибуне, для показа делегатов. Я, кстати, тоже там буду.

— А третью, — подхватил Штукин, — на балкон Зимнего дворца. Для показа общей картины.

— Правильно, Штукин, правильно, — сказал Сергей Иванович, — на этот раз ты прав.

— Вот, — сказал сухой старик, — с одной Пэ-Тэ-Эс разобрались. Значит, где ее поставим?

— За трибуной, как обычно, — сказал Штукин.

— Теперь вторая, — сказал Сергей Иванович. — Она будет за садиком стоять. Одну камеру, я думаю, поставим в начало Невского, показать праздничный проспект.

— Правильно, — сказала дикторша, — вторую — на тротуаре, у Александровского сада, для крупного показа демонстрантов.

— Да, — сказал Сергей Иванович, — все, как обычно, как и в прошлый раз.

— Что ж делать, — сказали все, — самый надежный вариант.

— А третью камеру от второй Пэ-Тэ-Эс, — сказал Штукин, — в Александровском саду за оградой. В резерве.

— Не надо резерва, — проговорил Сергей Иванович. — Это последняя наша камера, шестая. Для нее что-то особенное надо придумать. Необычное. Праздничное.

— Что же такое необычное? — спросили все.

— Еще не знаю, — ответил он, — надо подумать.

— Думайте, — сказал сухой старик, — три дня осталось.

На следующий день после уроков я прибежал на Дворцовую площадь.

Конечно, Сергей Иванович был там. Он ходил по площади, задумчивый, грустный, глядел куда-то вверх и раза два на моих глазах чуть не попадал под машины.

— Скажи, — спросил он, трогая полированный мраморный бок Александрийского столпа, — сможешь наверх влезть?

Я тоже потрогал. Столп был очень скользкий.

— Нет, — ответил я, — не смогу.

— Отпадает, — грустно сказал он, — видно, стар стал, голова не работает.

Мы сели на мраморные гладкие плиты у подножия колонны и стали осматривать Дворцовую площадь.

Я никогда раньше не оглядывал ее так внимательно и подробно.

Вот над высокой аркой, управляя упряжкой коней, натянув поводья, стоит красивый каменный человек. Под ним полукругом идет старинный дом.

Дальше через промежуток стоит светло-желтый четырехэтажный дом, и рабочие укрепляют на его фасаде плакат, осторожно спуская его с крыши на веревках.

Дальше идет Зимний дворец, и на крыше его на фоне серого неба стоят через равные промежутки высокие фигуры.

Слева виднеется Адмиралтейство, поднимается уступами вверх и заканчивается стройной пронзительной стрелой с золотым корабликом наверху.

Мы посмотрели на Адмиралтейство вместе.

— О, — сказал Сергей Иванович, — вот оно!

Он встал и быстрым шагом пошел наискосок через площадь, мы завернули за Александровский сад, прошли по узкой улочке и подошли к подъезду, по бокам которого стоят пушки и лежат ядра.

Открыли дверь, вошли внутрь. Там стоял матрос с винтовкой.

— Нам нужно к главному вашему начальнику, — заговорил Сергей Иванович торопливо.

Часовой, молча, не меняя даже позы, нажал белую кнопку.

Из широкого кафельного коридора вышел офицер с сине-белой повязкой.

Он тихо поговорил с Сергеем Ивановичем и повел нас в огромный кабинет. В кабинете стоял один-единственный стол, и за ним сидел адмирал, совсем еще не старый человек.

— Здравствуйте, — сказал Сергей Иванович, — мы хотим влезть на вашу крышу.

— А больше вы ничего не хотите? — весело спросил адмирал.

— Мы с телевидения, — растерянно сказал Сергей Иванович.

— Это уже лучше, — сказал адмирал, — но все равно, я не могу вам этого разрешить. Вдруг кто-нибудь из ваших свалится. А отвечать придется мне, как-никак.

— Поймите, — заговорил Сергей Иванович, — для меня это вопрос жизни!

— Ну ладно, — сказал адмирал, — если так, попробуем. Пархоменко! — Вошел офицер с сине-белой повязкой. — Проводи товарищей на крышу. И смотри — ты мне за них отвечаешь.

Мы быстро шли вверх по лестницам, мраморным, потом деревянным, и в конце поднимались по железной винтовой лестнице внутри огромного, высокого, темного чердака.

Наконец Пархоменко распахнул дверцу, и мы вышли на маленькую плоскую крышу размером с трамвайную площадку.

— Да, — сказал Сергей Иванович, — красота. И Невский виден до конца. И Нева во всю ширь и длину! Парад кораблей покажем. Прекрасно! Только подумать надо, как камеру сюда поднять. Попробуем по воздуху, через блок, лебедкой.

Он радостно бегал по крыше, и Пархоменко несколько раз ловил его у самого края.

Седьмого ноября рано утром я пришел к студии. У ступенек стояла «волга», и на ветровом ее стекле виднелся пропуск с полосой наискосок и надписью «Всюду».

Когда мы ехали по утреннему пустому украшенному городу, милиционеры, увидев пропуск, отдавали нам честь.