Валерий Попов - «ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении)

— А я разве виноват, — говорит Сергей Иванович, — что праздник ваш в десять утра начался, когда никто и телевизор не смотрит. Вот мы так и сделали — записали в десять, когда он происходил, а показали в шесть, когда все зрители с работы домой пришли. Понимаешь?

— Да.

— Вот слушай. Летит, скажем, Жар-птица. А Иван-царевич еще встретиться с ней не готов. Спит, например. Что делать? Надо ее поймать, подержать немного и в нужный момент выпустить. Вот так видеомагнитофон и работает.

— Пойдем посмотрим, — сказал Сергей Иванович, — наверно, уже Пэ-Вэ-Эм из суда вернулся.

— Кто? — спросил я.

— Пэ-Вэ-Эм. Передвижной видеомагнитофон.

Мы вышли во двор и влезли в автобус. В автобусе стоял видеомагнитофон, изображение на его экране сначала дрожало, потом успокоилось... Я видел парня, сидящего на высокой скамейке. Сзади него стояли два милиционера.

За столом сидели судьи.

— Ну, — спрашивал строгий мужчина, — как же вы залезли в магазин?

— Через окно, со двора, — тихо говорил парень, не поднимая головы.

— А то, — спросила женщина, — что сторожем в этом магазине твоя мать работает и что ей за украденное придется из своей же получки платить, — это тебя не смутило?

Парень сопел, молчал.

— Скажи, пожалуйста, — спросил судья, — что ты думал, когда в магазине был?

— Страшно мне было, — заговорил парень, выпрямляясь, — и еще я думал: вот выберусь на этот раз — никогда больше не полезу.

— Да вот не выбрался, попался, — сказал строгий мужчина.

Мы вышли в коридор.

— Да, — сказал Сергей Иванович, — для многих эта передача будет очень поучительной. Только не сегодня же ее давать. Милиция его задержала, ну а теперь еще мы его, посредством магнитофона, денька на три задержим, а как-нибудь после праздников и покажем. Да. ...А как ты думаешь, для чего еще мы его на Вэ-Эм-Эф записываем?

— На что?

— На Вэ-Эм-Эф. Так мы сокращенно видеомагнитофон называем.

— Для чего еще? Не знаю.

— Ну, подумай.

— Не знаю.

— Эх ты. Соображать надо. Ведь он как-никак хулиган все-таки. Вдруг начнет ругаться прямо в телевизор, а миллион телезрителей это услышит. Нехорошо получится. Так что мы сначала запишем, потом просмотрим — нет ли чего-нибудь такого, и если нет, тогда и передавать можно смело. Вот еще для чего видеомагнитофон нужен.

— Хочешь посмотреть, как Вэ-Эм-Эф работает?

— Хочу, конечно.

Мы поднялись на второй этаж и пошли по широкому, пустому коридору с пластмассовым полом. В одном месте пол был поднят, и под ним я увидел целую сеть проводов — толстых, просмоленных, потоньше, в серебристой оплетке, и целые косы из разноцветных тонких проводков.

— У нас под всем полом так, — сказал Сергей Иванович, — все со всем связано. Это снаружи выглядит все гладко, а внутри — вон как сложно.

Мы перепрыгнули через это место и пошли дальше. Потом мы вошли в комнату. В комнате было полутемно и очень жарко. Посредине стояли два больших серебристых аппарата, похожих на обычные магнитофоны, только гораздо больше. И так же крутилась между двух катушек пленка, только была она гораздо шире обычной и крутилась гораздо быстрее.

За каждым магнитофоном сидело по человеку. Напротив на стене было два экрана. На каждом из экранов сидел тот же чубатый парень, а напротив, за столом, — милиционер, бритый строгий мужчина и женщина в выпуклых очках.

— Ну, — спрашивает милиционер, — и где же теперь этот Васильев?

— Не знаю, — пробурчал парень, — уехал.

— А куда?

— Не знаю. Он не говорил, что уедет.

— И денег он вам не дал?

— Нет, не дал.

— А обещал?

— Обещал. На Новый год.

— Да, — сказала женщина, — здорово он вас обманул.

Мы стояли и смотрели по очереди на оба экрана. Сзади к нам подошел, обняв нас за плечи, высокий худой мужчина, гладко причесанный на пробор, в темно сером костюме и бордовом галстуке.

— Луцкий, — сказал он мне, протягивая узкую холодную руку.

— Главный наш специалист по магнитофонам, — сказал Сергей Иванович.

— Так, — сказал Луцкий, когда запись кончилась. — Записали. А сейчас перемотаем обратно и посмотрим запись сначала.

— То же самое?

— Ну да, то же самое.

— Сразу же?

— Конечно, сразу же. В том-то и преимущество Вэ-Эм-Эф перед кино, что здесь ни проявлять не надо, ни печатать, ни какой возни. Записал — и хоть сразу же давай в эфир. В любой удобный момент. Перемотали? — спросил он. — Тогда поехали.

Магнитофоны заработали снова, широкая серая лента быстро крутилась, и на каждом из экранов опять шел этот разговор.

— Ну, — спрашивал строгий мужчина, — как же вы залезли в магазин?..

— Да, — сказал Сергей Иванович, отходя от экрана, — и в том еще сила Вэ-Эм-Эф, что эту же самую запись можно еще раз через полгода показать, если кто забудет.

— Значит, — обрадовался я, — я тоже лет через двадцать смогу увидеть, как я на детском утреннике выступал.

— Нет, — сказал Луцкий, — через двадцать не увидишь. Пленка испортится.

— Да? Жалко.

Я снова стал смотреть на экраны.

— А почему сразу два экрана и два магнитофона работают, а?

— Такое у нас правило. На два магнитофона записываем, и с двух воспроизводим. Вернее, передает-то один, а другой просто так крутится. Но как только, не дай бог, первый Вэ-Эм-Эф сломается, сразу на второй переходим. Называется двухсотпроцентный резерв.

— А что, бывают у вас аварии?

— Редко. Но бывают. Последний раз, когда чемпионат мира по боксу из Лондона передавали.

— Да? Я смотрел. Все было в порядке, ничего не заметил.

— И слава богу. Этим и гордимся.

— А что было?

— Плохо было. Чемпионат там поздним вечером происходил, по нашему времени уже ночью. Ну, мы записали ночью, а на следующий день выдавали. Как всегда, на двух магнитофонах, двухсотпроцентный резерв. И вдруг — бац! — вылетает первый магнитофон. Переходим на второй. А на нем, как и сегодня, Арташес сидел. И в его магнитофон утром монтер лазил, чинил один блок и забыл этот блок как следует обратно привинтить. В общем, перешли на него, и сразу же этот блок отвалился, повис на проводах, а изображение исчезло. Тогда Арташес встал на колени, подлез туда вниз и прижал блок руками. И сразу же изображение появилось. И оставшиеся двадцать минут, пока чемпионат шел. Арташес сидел там, согнувшись, и руками блок держал. Потом я нагнулся к нему. «Все, — говорю, — передача кончилась». Он отпустил тогда руки и упал... Потом встал, но долго еще выпрямиться не мог, ходил согнувшись. Общими силами разгибали.

Мы вышли и спустились в буфет. Сергей Иванович купил мне творог с песком, а себе и Луцкому пиво.