Павел Верещагин - Рецепт одной войны

Жюли закусила губу и отрицательно мотнула головой.

– Завтра нельзя! Я не смогу воровать ключи из папиного стола каждый день. Я хочу, чтобы мы поехали сейчас. И чтобы между нами всё было. Всё! Понимаешь? Всё! Поедем. Я тебя прошу!

Они лежали переплетенные и боялись расцепиться…

Комната Жюли в шале располагалась на втором этаже в мансарде. За узким окном от пола до потолка – балкончик, такой крохотный, что там помещался только ящик с цветами. За балкончиком – косо уходящий вниз горный склон, внизу поросший вековыми елями, наверху – скалистый и укрытый снегом. В наклоненном над кроватью потолке – мансардное окно, в которое заглядывают темные, почти черные еловые лапы. Повсюду глубокая, вечная, величественная тишина.

– Пора ехать, Жюли, – мягко сказал Жан-Жак. – Нас будут искать.

Жан-Жак прав, пора возвращаться домой. Мама уже три раза звонила – Жюли не ответила. Только написала: «Со мной всё в порядке. Скоро буду».

– Сейчас, сейчас. Еще минуточку… Еще только одну минуточку…

Первый раз – как прыжок с парашютом! Вдвоем, в обнимку. Глаза в глаза, дыхание в дыхание. Когда ничего не видишь и ничего не слышишь вокруг. Только ужас – ужас, смешанный с каким-то отчаянным восторгом. Но чувства – зрение, слух, осязание – стали при этом в тысячу раз сильнее!

А потом… Потом наступает незнакомый прежде покой. Потому что Жан-Жак… Он такой благодарный. И такой восхищенный…

– Теперь нас двое… Двое навсегда, – проговорила Жюли.

– Да, – подумав, ответил Жан-Жак.

Жюли поняла: многие очень важные вещи до мужчин доходят гораздо дольше, чем до женщин. Потому что женщины в главных вопросах жизни руководствуются сердцем. А мужчины любую мелочь хотят пропустить через голову.

– Твои руки – теперь не твои, – сказала она.

– Почему?

– Потому что теперь они – мои!

Палец Жюли заскользил по груди Жан-Жака, дополз до ключицы, повернул, пробежал по впадинке, обогнул плечо, вернулся на шею…

– Это всё теперь мое, – очень серьезно сказала она. – Да-да! Губы мои, ресницы, брови, родинка не щеке, – палец коснулся губ, ресниц, бровей и щеки. – Было твое, а теперь стало мое!

Рыжеватые волоски у него на запястьях… Несколько рыжеватых волосков на подбородке – будущая борода…

– А как же я? – улыбнулся Жан-Жак. – У меня на всё это теперь вообще нет прав?

Жюли покачала головой. Ей, может, и хотелось бы, чтобы у него вообще не было прав. Но это, конечно, было невозможно.

– Эти впадинки… Эти косточки на плечах… Ладно. Пусть будут наши общие, – разрешила она.

Его очки лежали на столике рядом с кроватью. И без очков лицо Жан-Жака выглядело совсем другим – более умным, более серьезным, более содержательным. И немного беззащитным. Хотелось прижать его к груди и не отпускать больше никогда!

– Какие у тебя трогательные пальчики на ноге, – вдруг заметил Жан-Жак. – Как сбившиеся друг к другу виноградины… Мой большой палец рядом с ними – как мухомор!

Жан-Жак рассмеялся своим словам. А Жюли – нет.

– Не говори так… Он очень, очень красивый! И теперь – мой…

Она вдруг нахмурилась:

– А что это за синяк такой на колене?

– С футбола. Бутсой заехали, – небрежно отозвался Жан-Жак.

Жюли покачала головой.

– Надо быть осторожнее. Ты совсем себя не бережешь! Обещай, что будешь бережно относиться к моему добру.

– Обещаю, – рассмеялся Жан-Жак.

Будь ее воля, она лежала бы так вечно…

Опять зазвонил телефон. На этот раз папа, и Жюли опять не стала отвечать. Жан-Жак свой телефон вообще оставил в куртке в прихожей.

Солнце уже висело над самыми зубчиками ближайших гор. Еще немного – и начнет темнеть.

– И всё-таки пора ехать, Жюли. А то нас начнут искать.

Жюли кивнула – да, пора. Поехали.

– Теперь нас двое! Навсегда! – опять проговорила Жюли. – И мне теперь ничего, ничего не страшно!

– Что происходит в нашем городе, Франсуа? По улицам ходят патрули с повязками, на мосту останавливают прохожих, продавцам указывают, чем торговать, а чем нет. В каком веке мы с тобой живем?

Папа Жюли сидел в полицейском участке, в кабинете старшего инспектора Франсуа Дюрана.

– Мне и самому это не нравится, старина! Поверь!

– Не нравится?! Но вы же полиция, почему вы ничего не делаете?

– Мы делаем. Но только то, на что имеем право. А если молодежь по своей инициативе помогает следить за порядком в городе и при этом не нарушает закон…

– Не нарушает закон? А надписи на стенах? А испорченная реклама? А драки, а проколотые колеса грузовиков? Вчера ночью, ты слышал, кто-то побил витрины в кондитерской Рудольфа Бенца! Почему вы их не ищете?

– Мы ищем! – отвел глаза инспектор. Было ясно, что он что-то недоговаривает. – Уже опросили свидетелей. Сняли записи с камер наблюдения…

– И что?

Инспектор пожал плечами: почти ничего.

– Подростки. Неприметные куртки. Вязаные шапки, надвинутые на лицо. Отлично знают схему видеонаблюдения… Обходят камеры стороной. Не поворачиваются к ним лицами.

– Значит, их кто-то научил!

– Кто-то научил… – согласился инспектор.

– И что? Вы не догадываетесь кто?

Инспектор развел руками:

– Сам знаешь, одних догадок мало. Нужны факты.

– Так соберите эти факты! Не мне вас этому учить!

Папа Жюли и инспектор полиции – старые приятели. Они ровесники, в одно время учились в школе, папа – на два класса старше, играли в футбол в школьной команде.

– Ты, наверное, знаешь, – проговорил адвокат. – На днях в нашей газете напечатали отвратительную статью. И похабные карикатуры. В которых явно угадывается моя дочь.

– Я видел, старина. И мне очень жаль!

– Тебе жаль?! А что прикажешь делать мне?

Инспектор пожал плечами:

– Попробуй поговорить с этим Шпателем. Его публикация – откровенное безобразие! Он совсем рехнулся. Пригрози подать на газету иск за клевету. Ответит в суде, заплатит как следует – будет в следующий раз думать, что печатать на своих страницах! Пусть напечатают опровержение. Или что-то в противовес.

– Ты смеешься? На что мне жаловаться? Не знаешь, что ли, этих газетчиков: они сделают из моего иска информационный повод и раздуют целую историю. Тот, кто еще не читал статьи, обязательно ее прочтет.

– Мне жаль, старина, – повторил инспектор. – Дело в том, что твоя Жюли попала в самую гущу подростковых разборок. Мы наводили справки. Это вышло почти случайно. Ей просто не повезло.

– Но то, что происходит, – не просто подростковые разборки! Ты сам это отлично знаешь!

– Начальство предпочитает считать, что разборки, – сказал инспектор. – Весна, у мальчишек бурлит кровь и чешутся руки. Что-то подобное случается каждый год. Скоро лето, подростки разъедутся на каникулы. Начальство надеется, что всё утихнет само собой.