Павел Верещагин - Рецепт одной войны

Выбор фильмов в кинотеатре был небольшой: в первом зале шел американский триллер, во втором – американская комедия. Они выбрали комедию – в том веселом возбуждении, в каком оба находились, им, собственно, было всё равно. Прихватив ведерко с попкорном, Жан-Жак сразу направился на последний ряд. Начало фильма было неплохим, главный герой – смешным и симпатичным. Полупустой зал охотно смеялся, Жюли и Жан-Жак – тоже. И через некоторое время, вроде как случайно, увлекшись, Жан-Жак поднял руку и закинул ее Жюли на плечо.

Жюли замерла. Не то чтобы она совсем не ожидала ничего подобного, но класть руку на плечо вот так, будто невзначай… Это было неправильно. Помедлив немного, она сделала движение плечами и вывернулась из-под его руки. Не слишком поспешно (иначе получилось бы, что она оскорблена и сердится, а это было не так), но и не раздумывая слишком долго (чтобы не вышло так, будто она кокетничает и ломается, ведь это тоже не соответствовало действительности).

Жан-Жак, кажется, хмыкнул и новых попыток заявить свои права на Жюли не предпринимал. Он даже как будто немного расстроился и перестал следить за сюжетом. Два раза вздохнул… Жюли почувствовала: это не от того, что она, вопреки ожиданиям, повела себя недотрогой, Жан-Жак корит себя за то, что поторопился, мог ее этим обидеть, и теперь чувствует себя дураком. Ей стало его жалко. И через некоторое время, подумав как следует над ситуацией, она – не слишком скоро, но и не слишком откладывая – сама отыскала в темноте его руку и вложила свою ладонь в его горячие сухие пальцы. И почувствовала, как Жан-Жак замер. Так они и просидели до самого конца сеанса, боясь пошевелиться. И это было приятно!

Комедия, кстати, оказалась так себе, удачное начало так и не получило достойного развития, а финал и вообще был смазан. Но ни Жюли, ни Жан-Жак не только не расстроились, а совсем наоборот, вышли из кинотеатра в приподнятом настроении.

Они договорились встретиться в четверг. Но уже на следующий день, во вторник, еще до окончания уроков выяснилось, что четверг – это очень нескоро и ждать так долго совершенно невозможно. Жюли и Жан-Жак списались по телефону и после школы пошли в зоопарк, смотреть на новорожденного бегемота, о котором писали «Вафельные ведомости».

А дальше всё понеслось, как отцепленный вагон под горку.

В среду они катались на роликах. Вообще-то Жюли неплохо гоняет на роликах, легко и уверенно, но оказалось, что Жан-Жак – просто мастер. Он привел ее на роллердром и минут двадцать вытворял там разные штуки: перекатывался с одной поверхности на другую, взлетал над краем рампы, красиво изгибаясь и зависая в воздухе, отставив одну руку в сторону, а другой ухватившись за колесики своих роликов. Народ собрался посмотреть на его катание, в конце ему устроили овацию, и Жюли очень им гордилась. И когда после этого они, никуда не торопясь, просто ехали, взявшись за руки, по дорожкам, на них с завистью оборачивались новички – так классно они смотрелись рядом!

В четверг ходили в «Макдональдс». И оказалось, что и Жан-Жак, и Жюли в последнее время подсели на куриные макнаггетсы и роллы, а вот бигмаки и чизбургеры им обоим порядком поднадоели. Жареной картошки они съели по самому большому пакету, и Жан-Жак научил Жюли смешивать для картошки кетчуп и майонез – вкус оказался неожиданным. Картонный стакан можно было наполнять колой столько раз, сколько захочешь, так что Жан-Жак всё ходил и ходил к аппарату, сначала потому что никак не мог напиться, а потом уже просто так, для смеха. Всё говорил, что хочет наполниться колой доверху, так, чтобы в ушах было слышно, как пузырьки лопаются внутри, и чтобы это слышал не только он, но и Жюли. Короче, оба жутко повеселились.

В пятницу к родителям Жюли приезжала тетя с побережья, и пойти гулять она не смогла. Но Жан-Жак приехал на своем скутере к ней под окна, она выбежала на минутку, и они проболтали почти целый час, качаясь на детских качелях в соседнем сквере.

Зато в субботу они провели вместе целый день. Гуляли по набережной, кормили лебедей, ели мороженое, сидели на скамейках и говорили, говорили, говорили – обо всем на свете.

К концу недели Жюли уже и представить себе не могла, как она столько лет (пятнадцать, почти шестнадцать!) жила без Жан-Жака.

Просто кошмар какой-то был, а не жизнь!

После того, как на Старом мосту появилась растяжка с предупреждением зарвавшимся шоколадникам, наступило некоторое затишье. А затем события посыпались как из рога изобилия. Почти неделю о Воинах Кулака ничего не было слышно, но накануне выходных они снова дали о себе знать.

В пятницу, сразу после школьных занятий, воины построились в колонну, прошли маршем к средневековой крепости, расположенной на островке посреди города, и устроили торжественное построение на верхней площадке главного крепостного укрепления – башни блаженной Маргариты.

Крепость – основная достопримечательность нашего городка. С высоты башни блаженной Маргариты наш чудесный Мильхенбург виден как на ладони: черепичные крыши, утопающие в зелени, бульвары и улицы, ратуша и кирха, Старый и Новый мосты, перекинутые через блестящую на солнце ленту Реки, и дальше, дальше – сочные зеленеющие луга в окружении молчаливых гор…

Именно на башне, на верхней ее площадке, торжественно выстроился отряд Воинов Кулака.

Сначала перед строем, замершим по стойке смирно, выступила Доротея. И произнесла сдержанную, но страстную речь о гордости и чувстве собственного достоинства. Доротея не говорила ни о чем конкретно, она лишь напомнила о том, что гордость и достоинство – это главное, что составляет силу воина. Если воина обидели или тем более оскорбили, сказала Доротея, он не может жить спокойно до тех пор, пока не ответит обидчику. Воин не может ни есть, ни спать, ни радоваться жизни, пока обида не отомщена. Если, конечно, он настоящий воин, а не тряпка!

После учительницы слово взял одиннадцатиклассник Ласло Леман, недавно выбранный командиром отряда Воинов. Он высказался о подлости ударов исподтишка. О том, что одно дело – открыто, при свете дня, выйти на поединок и в честном бою помериться с соперником мастерством и силой. И совсем другое – творить гадости тайно, под покровом ночи, скрываясь и пряча свое лицо. Открытый поединок – это понятно. А тайные гадости – это недостойно и низко.

А последним выступил Курт Ридль – член Совета Воинов и правофланговый второго звена. Он произнес речь о товариществе и плече друга, которые так необходимы каждому из нас, и которыми стоит дорожить больше всего на свете. Особенно перед лицом тайного недоброжелателя, возможно, даже врага…

Построение кончилось тем, что воины подняли на флагштоке башни трехметровый флаг с изображением вафли на красном фоне – традиционный флаг Гильдии кондитеров Вафельного берега. В легком весеннем ветерке, тянущемся с гор, флаг расправился и стал виден со всех самых дальних концов Мильхенбурга. Он показывал всем, что вафли – несмотря ни на что – достойны того, чтобы царить над всем Мильхенбургом и даже его окрестностями.