Иван Бауков - Юность моего друга

Когда впервые попадаешь на металлургический комбинат, видишь, как из домен вырывается белая раскаленная лава чугуна, как в мартенах клокочет и бурлит расплавленная сталь, видишь снопы искр бессемера, то невольно думаешь о рождении планет, о человеке, который стал полным хозяином всей этой стихии.

Студенты-практиканты вначале боялись подойти к мартеновским печам и смотрели издали в глазок дверки не иначе как через синие очки.

Вначале все казалось и опасным и страшным. То и дело звенел колокол завалочной машины, предупреждая о ее приближении, а при открытии дверок из печи вырывался такой ослепительный свет, что видавшие виды люди невольно отступали назад. И над головой, звеня колоколами, двигались мостовые краны, неся малиновые, пышущие жаром стальные болванки. Все это пугало новичков, заставляло перебегать с одного места на другое.

В первые дни Андрею сталевары казались какими-то волшебниками. Они не учились в техникуме, не оканчивали никаких курсов, но могли по искрам определить процент содержания углерода в стали. Взглянув на кипящую лаву, они определяли температуру в печи и ошибались не больше чем на двадцать-тридцать градусов. Если же их определения расходились с показаниями термоизмерительных приборов больше чем на пятьдесят градусов, тогда начинали беспокоиться пиротехники: проверяли, исправны ли термопары.

Со сталеварами студенты познакомились быстро: и те и другие жили одной трудовой жизнью.

Пожилой сталевар Василий Бородин был щедр на веселое слово. Жена Василия, Аня, работала тут же, в мартеновском цехе, крановщицей. Красивая женщина лет тридцати, Аня не прочь была переморгнуться с молодыми парнями. Делала она это, как заметил Андрей, всегда на глазах Василия, и по всему было видно, что Аня с Василием жили дружно — иначе откуда у Василия столько радости на душе?!

Руководил практикантами молодой инженер-белорус Геннадий Иванович Пустовалов. Несмотря на то что он жил среди русских и учился в институте в Москве, его белорусский акцент не мог не обратить на себя внимание. Это Андрею нравилось: устойчивость акцента в какой-то мере говорит о твердости характера.

Геннадий Иванович с первого же дня показался Андрею хорошим человеком. Энергичный, простой в обращении с другими, он сразу взял на себя заботы о студентах-практикантах и даже предоставил Андрею жилье в собственной квартире.

— Живи у меня: в общежитии тебя воши замучают… Я, брат, все на своей шкуре испытал. Знаешь, кем я был раньше? Батраком! Сам до усего дошел, — хвастался он, показывая свою новую квартиру. — Видишь, чего добился, старые инженеры мне завидуют. А я плявал на усех. Я, чаго мне надо, зубами выгразу. У меня, знаешь, биография рабочая!..

Андрею по душе был такой прямолинейный разговор: человек по-настоящему рад и новой квартире и работе на заводе.

Ругая кого-нибудь из своих подчиненных, Геннадий Иванович как-то незаметно умел козырнуть своими заслугами, своим новаторством.

Но когда Андрей узнал, как ведет себя Геннадий Иванович дома, он возненавидел его.

Жил Геннадий Иванович с женой, тоже инженером, и маленькой дочкой, которая большую часть времени находилась у бабушки.

Первое, что разочаровало Андрея, — это обращение Геннадия Ивановича с женой.

Приходя с работы, он кричал на всю квартиру:

— Лена, к черту усе, жрать давай!

И Лена торопливо переодевалась и бежала на кухню. Пока она готовила обед, он то и дело набрасывался на нее, придираясь ко всякой мелочи, будто она не вместе с ним вошла в дом, а целый день сидела дома сложа руки. Наевшись, Геннадий Иванович ложился спать, а Лена продолжала возиться на кухне с посудой, готовить ужин.

Андрей никак не мог понять, отчего эта довольно красивая, молодая женщина, которую ценили на заводе больше, чем Геннадия Ивановича, которая была на заводе веселым, живым человеком, дома становилась покорным и почти безгласным существом.

Андрей не хотел вмешиваться в чужие дела, но с каждым днем жизнь в доме Геннадия Ивановича его все больше и больше угнетала. Жил Андрей в отдельной комнате, которая, видимо, была рабочим кабинетом хозяина. Обстановка в ней простая: стол круглый, стол письменный у окна, этажерка с книгами и книжный шкаф, забитый наполовину книгами, наполовину старыми ненужными чертежами. Книги Маркса, Ленина стояли на самом виду.

Выспавшись, Геннадий Иванович заходил к «будущему инженеру», как он звал Андрея.

Однажды, войдя к Андрею и окинув комнату взглядом, он вдруг закричал:

— Лена! К черту! Кто брал книгу?!

Андрея это изумило. Книгу брал он, Андрей, но он поставил ее на то же самое место. Андрей не мог понять, каким образом Геннадий Иванович узнал о том, что книги кто-то трогал.

Когда Андрей, извинившись, спросил, почему книгами нельзя пользоваться, Геннадий Иванович ответил:

— Я у во всем люблю порядок. Я ищо сам их не читал.

Тут же он начал жаловаться на трудную жизнь, на несправедливость со стороны начальства завода.

— Она у десять раз тупее меня, — говорил он про свою жену, — а ей на заводе почет. А я бьюсь-бьюсь — усе равно на летучках меня ругают.

Он садился, закуривал и переходил на лирический откровенный разговор:

— Плохо мы живем. Думаешь, я не понимаю, что нам нужна кухарка? Понимаю. Нам даже две кухарки надо: мы инженеры. Я хочу построить жизнь так, щоб только взглянул на ногу, а туфли уже тут как тут. Я ведь сколько пережил, пока учился. Голодал, жульничал, лишь бы только добиться своей цели: стать инженером. Я так учился, что лишней книги не прочитал. Усего себя учебе отдал.

Теперь Андрей понимал, с кем он имеет дело, и осторожно сказал:

— Вам учиться дальше надо.

— А я обязательно пойду учиться. Вот брошу к черту жену, дочь и уйду в аспирантуру.

— В аспирантуру вас могут и не принять, — сказал Андрей.

Геннадий Иванович встал на дыбы.

— Меня? Не принять?! Я до ЦК дойду. У меня биография рабочая.

— Биография биографией, но для того, чтобы учиться в аспирантуре, надо свою тему иметь.

Это замечание не сбило спеси с Геннадия Ивановича.

— Тему мне профессора дадут. Они за это деньги получают. Теперь, знаешь, дело как поставлено — профессор отвечает за аспиранта. И если што, он же и поможет мне написать диссертацию.

Слушая Геннадия Ивановича, Андрей думал: «Да кончал ли он институт? Каким образом и в наше время воспитываются подобные самодуры? Неужели же действительно анкетные данные делают человека хозяином положения, а не его настоящая работа?..»

Андрей понимал, что это было не так, но факт оставался фактом.

Узнав, что Андрей подружился со сталеваром Василием Бородиным, Геннадий Иванович счел своим долгом сделать Андрею замечание.