Иван Бауков - Юность моего друга

На другой день, конечно, никакой сопромат в голову друзьям не лез: всех их занимала одна только мысль: справится ли Гриша со своим заданием?

После звонка друзья хлынули в пустую аудиторию, где они условились встретиться с Гришей, чтобы обсудить, как лучше поступить с салом и колбасами.

Гришино лицо сразу насторожило друзей: в нем не было ни кровинки.

— Что случилось? Попался? — спросил Сашко.

— Хлопцы, — почти шепотом произнес Гриша, — нам всем надо идти к доктору…

— Не пори глупости, говори толком. В чем дело? — перед Гришей стоял негодующий Дмитро Климов.

— Слушайте… — Гриша сделал паузу и членораздельно произнес: — гал-лю-ци-на-ция.

— Ты что, бредишь? Какая у тебя галлюцинация? — наступал Дмитро.

— Не у меня, а всех нас. Понял! Мы больны!..

— Расскажи, что ты нашел в тумбочке? — Сашко оттеснил Климова. Гриша нервно расхохотался.

— Сало, масло, колбасы! — смеялся Гриша. — Вот такие шматки, — Гриша развел руками, затем, обхватив голову, сел на стол, посмотрел на друзей отсутствующим взглядом и уже серьезно добавил:

— Свитка, старая свитка, жупан, который ему, наверное, родные дали обменять на хлеб. Больше ничего в тумбочке не было. Поняли, свиньи!

— Как же не было, когда мы сами слышали, как он вчера ночью жевал сало?

Молчавший до этого Антон перебил Климова:

— Я давно, признаться, хотел сказать, что мы зря подозреваем его в скаредности, но вы и меня сбили с толку. Подумайте сами — откуда ему взять сало и колбасы?..

Позже, когда у друзей прошла лихорадка подозрительности, они увидели, что студент Тягни-рядно жил тою же трудной жизнью, какою жили все студенты. Только у него было, видимо, больше мужества.

Весной, когда из-за недоедания слег Леня Пархоменко, а в больницу его брать не хотели, Андрей не выдержал и пошел к своему старому товарищу, секретарю обкома комсомола Олесю Подопригоре. С Подопригорой он решил поговорить обо всем начистоту. Болезнь Лени Пархоменко была той последней каплей, которая переполнила чашу терпения.

Олесь искренне обрадовался Андрею. Он тут же приказал секретарше никого не впускать в кабинет, пока не окончит беседы с Андреем. Потом, усадив Андрея в кресло, посмотрел на него своим добрым, зовущим на откровенность взглядом.

Андрей начал с того, что упала и успеваемость студентов и дисциплина, что в техникуме есть группа студентов, которые ни с чем не считаются и не упускают случая, чтобы сорвать лекцию или не пойти на воскресник, и делают, конечно, все это так, что придраться нельзя.

Рассказал Андрей и про болезнь Лени Пархоменко и о том, что студентам третий месяц не платят стипендии, что многие продают хлеб на рынке, чтобы уплатить за обед в столовой.

Слушая Андрея, Олесь мрачнел. На усталом лице его резко обозначились морщины.

Когда Андрей высказался, Олесь заговорил каким-то тревожным грудным голосом, отвечая не то на слова Андрея, не то на свои собственные мысли:

— Многие наши беды происходят оттого, что мы мало доверяем людям. Мы ждем, когда человека кто-нибудь выдвинет, а потом уже даем ему настоящее дело. А надо дать человеку настоящее дело, и он сам выдвинется. Надо больше верить людям. Четыре года назад разве бы ты заботился так о судьбе студентов техникума? А в тебя поверили комсомольцы, и тебя уже трудно представить запуганным пареньком, каким ты появился тогда, в тридцатом, у нас на заводе. — Олесь вздохнул, как вздыхают люди, когда говорят: «От сердца отлегло», — и продолжал: — И сейчас, верь мне, дело у тебя пойдет, если ты большую часть работы доверишь людям. Поручи этому самому Димке договориться с завмагом, чтобы студентам доставляли хлеб прямо в общежитие, и Димка сделает. Не заслоняй собой других. Дай возможность людям идти не позади тебя, а рядом с тобой, только тогда ты увидишь, кто на что способен. Ты вот говоришь, что тебе суток не хватает. И не хватит, если ты каждое дело будешь решать только сам. Вот такие вот дела. — Олесь снял телефонную трубку. — Теперь попробую сделать тебе все, что от нас зависит. Товарищ Галушко! — крикнул Олесь в трубку. — Запиши для доклада комиссии ЦК еще такой срочный вопрос: студентам металлургического техникума третий месяц не платят стипендии. Есть? Хорошо.

Положив трубку, Олесь достал из нижнего ящика стола термос, налил два стакана крепкого чая и пододвинул один из них Андрею:

— Студента Пархоменко надо положить в больницу. Я об этом позабочусь сам. — Олесь отпил глоток крепкого чая и продолжал: — Скоро у нас все пойдет к лучшему. Временное затруднение с продовольствием на Украине — дело вражеских рук. Сейчас здесь работает комиссия из Москвы. Скоро мы будем жить лучше. Видал, какие гиганты в степи понастроили. А плотина! Сердце замирает от радости, когда представишь себе будущую жизнь. А о будущем мы не должны забывать…

Прощаясь, Олесь просил Андрея заходить в обком чаще.

Из обкома Андрей вышел снова окрыленным. Прежние мысли о том, что некоторые руководители города смирились с тяжелым положением, теперь не только рассеялись, но и показались Андрею неверными. Перед его глазами возникало усталое от бессонных ночей лицо Олеся Подопригоры. Разве Андрей мог сомневаться в самоотверженности своего товарища! Разве Олесь Подопригора хоть на мгновение заколебался, когда надо было грудью защитить всенародную стройку!

И в каждом городе есть свой Олесь Подопригора, и, конечно, не один.

Дойдя до сквера, Андрей сел на скамейку. По дорожке сквера шла девушка. Это была домработница Семеновских, Марыся.

— Садитесь, Марыся! — сказал Андрей.

— Да нема часу, — ответила она, продолжая идти.

Андрей, поднялся и пошел с ней рядом. Сейчас Марыся не выглядела забитой, на вопросы Андрея она отвечала хотя и не бойко, но ясно и грамотно, от нее Андрей узнал, каким образом она очутилась у Семеновских.

Окончив семилетку у себя в селе, она решила учиться дальше. Приехала в город. Поступила к Семеновским домработницей с уговором, что они дадут ей возможность учиться. Но вот уже пошел третий год, а она только и знает базар, кухню да стирку белья.

— Я стала рабочей лошадью. Совести ни капли у них нет. Каждый день на своей машине ездят мимо базара, а я с продуктами хожу целых три километра пешком, — грустно закончила свой рассказ Марыся.

От Марыси Андрей узнал, что Владимира Николаевича отпустили, и он снова приступил к работе. Но Андрей думал совсем о другом. Эльвира, наверно, ровесница Марыси. Эльвире создают все условия для того, чтобы она успешно училась. Марыси создали все, чтобы она и не помышляла об учебе. И все это происходит в одном доме, в доме образованного человека.