Иван Бауков - Юность моего друга

Узнав, в чем дело, Гриша взглянул на все проще.

— Чтоб нас не обвинили в попустительстве, — сказал он, — и в том, что мы не ведем борьбу со спекуляцией, надо одного-двух безнадежно отстающих студентов исключить из комсомола и отчислить из техникума.

Директор, поразмыслив, согласился с этим предложением.

Спустя несколько дней Андрей встретил в коридоре техникума Эльвиру Семеновскую.

Андрею она обрадовалась искренне, но глаза ее были заплаканы, и Андрей по всему видел, что она нуждается в его помощи. Когда они зашли в пустую аудиторию, Эльвира сказала Андрею, что несколько дней назад ее папу забрали в НКВД и что надо помочь Гарику остаться в техникуме. Для этого, по мнению их близких, Гарику надо было публично отречься от отца. Тут же она передала Андрею заявление от Гарика (он якобы был болен) с просьбой не исключать его из комсомола.

В заявлении Гарик написал, что политических взглядов В. Н. Семеновского он никогда не разделял и не считает его своим отцом.

Андрей прочитал заявление и сделался мрачным. Заметив это, Эльвира взмолилась:

— Андрей, дорогой, вы же не захотите сделать его несчастным.

— Когда посадили Владимира Николаевича? — спросил Андрей.

— Вот уже седьмой день…

— Как ты думаешь, за что его забрали?

И тут голос Эльвиры прозвучал искренне и убежденно:

— Я уверена, что папа пострадал совершенно напрасно.

— Так его еще, может быть, освободят?

— Нет, что вы! — запротестовала она. — Надо спасать Гарика.

В это время Андрей вспомнил своего отца, вспомнил его сгорбленную спину. Всю жизнь отец работал только для того, чтоб его дети выросли — вышли в люди. Разве бы Андрею когда-нибудь пришла в голову мысль отречься от отца?! Андрей положил заявление в папку и сказал:

— Хорошо, посмотрим.

Но Эльвира не уходила.

— Андрей, вы его оставите в комсомоле? — сказала она.

— Мне неприятно разговаривать на эту тему, — ответил Андрей. Он понимал, что Гарик вынужден был, помимо своего желания, отречься от отца. Но Андрей никак не мог примириться с одной только мыслью — отречься от родителей! Что же тогда у человека самое святое в жизни?

— Возможно, собрание оставит его в комсомоле. Но я бы…

Эльвира загорячилась:

— Ради бога, Андрей, не портите ему жизнь.

— Я бы лично, — докончил Андрей, — за одно это заявление исключил бы его из комсомола. Человек, с такою легкостью отрекающийся от родителей, вряд ли может принести пользу народу.

— Но теперь такое время, Андрей, — заплакала Эльвира.

В общежитии, где жили Андрей, Сашко, Гриша и другие их товарищи, находился и студент Тягни-рядно. Огромный деревенский верзила, Тягни-рядно был человеком замкнутым и жил как-то сам по себе. Ни совместная учеба, ни общественная работа в техникуме не смогли его сблизить с другими студентами. Пришел он в техникум, как и большинство студентов нового набора, прямо с производства и, по анкетным данным, происходил из бедняцкой семьи. Но родное село его находилось всего в десяти-пятнадцати километрах от техникума, и он уходил домой каждую субботу, а возвращался в понедельник, нагруженный, как казалось остальным студентам, хлебом, душистым украинским салом и другими яствами. Первое время студенты даже не обращали внимания на то, что на тумбочке Тягни-рядно всегда висел замок. Они просто звали его в шутку Куркулем, на что он не обижался и не изменял своей привычке держаться особняком от всех других студентов.

И Сашко и Гриша Рыбченко не однажды пытались втянуть его в общий разговор, заставить жить общими интересами, но ничто не помогало. Тягни-рядно продолжал жить раз и навсегда установленным им самим порядком: в будние дни — занятия в техникуме, а суббота, воскресенье — путешествие в родное село.

Жизнь у студентов с каждым днем становилась труднее. Ко всем бедам с продовольствием прибавилась еще одна беда: третий месяц, неизвестно по чьей вине, студентам не выплачивали стипендию. В эти дни студенты уже не могли равнодушно смотреть на замок на тумбочке Куркуля. В отсутствии Куркуля длинный Климов сгибался в три погибели и нюхал щели в дверке тумбочки, откуда, по его уверению, пахло не только салом, но и жирной украинской колбасой. Гриша Рыбченко, спавший рядом с тумбочкой Куркуля, уверял, что он уже несколько недель спать не может.

— От тумбочки так и несет салом с чесноком! — горячился он, доказывая Сашко, что тумбочку надо раскулачить.

Но Сашко протестовал:

— Пусть он один будет свиньей, а лазить по чужим закромам — не дело.

Но случилось так, что от постоянного недоедания Леня Пархоменко заболел. Тут уж друзья стали смотреть на тумбочку и на самого Куркуля с неприкрытой ненавистью. Но разве его этим проймешь! С него все — как с гуся вода. Он продолжал жить, как и прежде: в субботу домой, а в понедельник с полной сумой домашних припасов возвращался в общежитие. Чтобы не вызвать зависти у остальных студентов, он никогда при всех не открывал своей тумбочки и поедал свои домашние припасы ночью или же в уборной.

К этой мысли пришел Гриша. Тут же друзья решили: раз Куркуль такой несознательный элемент, установить за ним наблюдение и, застав с куском сала или колбасы, отобрать у него силой: сало бы могло враз поставить на ноги Леню.

Несколько дней наблюдения не дали никаких результатов. О своей тумбочке Куркуль как бы забыл. Все эти дни никто из друзей не видел, чтобы он прикоснулся к замку. А замок открыть даже ночью теперь было не так легко, потому что у голодных людей слух особенно обострен. Теперь студенты, ложась спать, делали вид, что тотчас же уснули. Но Куркуль был не настолько глуп: друзья засыпали раньше, чем он.

Но, как говорится, сколько бы кувшин по воду ни ходил, он все равно разобьется. Наконец, наступила ночь, когда Андрей услышал, как Куркуль пожирал сало, укрывшись с головой одеялом. Андрей только недоумевал: когда же он успел незаметно слазить в тумбочку?

Скрипя зубами, Куркуль с остервенением рвал сало, думая, что никто его не слышит. Андрею так противна стала человеческая жадность, что он встал и вышел в коридор. Следом за ним вышли Климов и Гриша. Затем в коридоре появился и Сашко.

— Что ты с ним сделаешь, с подлецом? — возмущался Сашко.

— Да что мы дети, что ли? — горячился Гриша. — Пора, давно пора разбить тумбочку и отдать сало Лене. На нашем месте другие бы давно это сделали!

Теперь и Сашко не возражал. Решено было, что завтра Гриша под предлогом — «вызывают в райком!» — на лекцию не пойдет, а пока Куркуль будет корпеть над сопроматом, который давался ему трудно, Гриша выдернет дужку из дверки тумбочки и заберет все съестное у Куркуля.

Решено было и колбасу и сало — все отдать Лене. Но втайне каждый надеялся, что и того и другого в тумбочке больше, чем достаточно Лене, и каждому что-нибудь перепадет.