Алексей Осипов - По волчьему следу

Больше он ничего не помнил. Очнулся на вторые сутки в больнице. По телу будто трактором проехали: все до единой косточки болят, а на правую ногу гипс наложили, и стала она толстой, как бревно. Недели через две молодой хирург с крупными маслянистыми глазами спросил:

— Как дела, дуболаз?

— Ничего, только домой хочется, от учебы теперь отстану.

— Догонишь! Коль из-под облаков без парашюта прыгнул, теперь тебе все нипочем.

Поправлялся Колька медленно. Из больницы выписали в конце мая, когда с ноги сняли гипс, но наступать на нее не велели, костыли для поддержки дали.

Приехал Колька с отцом в деревню и не узнал ее: какая она стала молодая, нарядная. Улицы подметены, на выгоне зеленой щеткой трава высыпала, окна в домах покрашены, стены побелены, и солнце во всю мощь старается, поливает окрестности теплым и мягким светом. Кур такое множество, что проехать нельзя, и ходят важно, степенно, не обращая никакого внимания на проезжих. Лишь белый как снег петух поднял красивую голову и, глядя на Кольку, громко и весело прокричал, как показалось Кольке, не обычное «ку-ка-ре-ку», а новое, словно: «с при-ез-дом!»

«Рад, разбойник, рад», — подумал Колька.

И ему немного стыдно стало за то, что он раньше к петухам был равнодушен, не замечал их, а то, чего греха таить, иногда и камнем в них еще запустит. А на Володю даже обиделся, когда тот выстрелил в ястреба, несшего в лапах куренка, а не в зайца, бегущего на охотника.

Еще издали, увидев у своего дома черемуху в зеленой шали, Колька в тайне от отца, что сидел с ним рядом, махнул ей рукой и улыбнулся, как старому другу. Ведь он ее из лесу принес и посадил, кажется, совсем недавно, и вот она уж какая, под самую крышу поднялась.

Ребят сбежалось со всей деревни… Все больше молчат, а если что спросят, то тихо и по-деловому. Совсем не подумаешь, что вместе с ним по сучьям прыгать собирались, только не пришлось.

Володя и Витька пришли, когда Колька уже лежал на кровати и рассказывал братишке Сергею о больничной жизни. Окно было открыто, и горьковатый запах черемухи плавал в комнате и слегка кружил голову.

— А дуб твой стоит, — как бы спохватившись, выпалил Сережа. — И чудно… весь лес зеленый, нарядный, а он и не думает наряжаться. А ты больше на него не полезешь? Не лазай, пусть на нем сороки трещат, у них крылья есть…

Ребята долго не решались сесть, стояли у кровати и передавали Кольке последние школьные новости. Они к нему и в больницу ездили, проведывали, гостинцы возили. Совсем недавно виделись, а Кольке показалось, что мальчишки сильно подросли, загорели и даже разговаривать басом стали.

Ребята принесли Кольке книжку «Робинзон Крузо» и поставили на столик в банку с водой несколько веточек черемухи.

— В этом году соловьи-то поют? — спросил Колька, приподнявшись «а койке, и заглянул в окно на улицу, где стало уже совсем темно.

— Раньше в сады прилетали, а сейчас на что-то обиделись. Не слыхать. Уж не кошки ли их тревожат?

— Поют, только мало, — успокаивающе сказал Витька, хотя сам не знал, поют они в садах или не поют.

Когда вышли от Кольки, Володя сказал:

— Давай поймаем соловья и Кольке подарим?

— Идея! — воскликнул Витька. — Да разве его поймаешь? Это тебе не воробей. Фонарь в крышу поставил — он сам в руки летит.

— Подумать надо.

Всю ночь ребята мастерили клетку, и лишь к утру, когда за окном забрезжил рассвет, они погасили лампочку и легли спать. Клетка была готова. Дело оставалось за автоматическим захлопыванием дверки. Теоретически мыслилось так: соловей летит поклевать зерна, сядет на проволочку, щелка выскочит, и пружинка закроет дверку. Хотя в эту ночь спать пришлось мало, но сон Володе приснился: лопались сразу два соловья, да такие голосистые и певучие, что слушать их приходили все жители деревни, а Колька за один час выздоровел и вместе со всеми ходил на пруд ловить удочкой карасей.

На уроке географии под монотонный рассказ учителя Володя задремал. Проснулся и не поймет: перед ним стоит учитель, сердито насупив брови, через очки сердито сверкают глаза, ребята повернулись в его сторону и дружно, громко смеются.

— Повтори, что я сказал? — внятно и твердо спросил учитель.

Володя встал.

— Вы рассказывали про Крым.

— Не спорю, а что?

— Что там тепло.

— Как бы тебе жарко не было! Садись, два! Спать на уроке — невиданная дерзость! Дневник!

И на глазах мальчишек в дневнике и журнале учитель вывел жирную двойку. Маня Бессонова шумно, притворно вздохнула:

— Ого!

Кто-то из девчонок, Володя не разобрал, негромко попросил:

— Спой по-соловьиному.

В классе снова веселый хохот.

К вечеру клетка была в боевой готовности и, завернув ее в старенький военный плащ Витькиного отца, ребята отнесли ее в лес. Шли садами, огородами и полевой нехоженой тропинкой. Володя знал любимые места соловьев: в вишневых заброшенных кустах над прудом. Прошлую весну его не раз туда водил Колька, и там они чуть ли не до утра засиживались, и не просто слушали, а пытались научиться петь по-соловьиному. Колька оказался способным учеником. Если бы за это в школе ставили оценку, пятерка за соловьиное щелканье была бы наверняка. Иногда, отойдя вперед и спрятавшись в куст, Колька откалывал такие колена, раздавалось такое щелканье, что Володя не мог различить, кто поет: Колька или соловей.

Сели ребята под куст и стали наблюдать, вслушиваться в лесные шорохи и птичьи разговоры. Солнце уже одной щекой прижалось к горизонту, розовыми стали на небе облака. А голосов птичьих великое множество. Каждая пичужка трезвонит на свой манер, никого не слушая и не думая об опасности. Несколько раз над макушками деревьев со свистом пронесся копчик — ловкий, коварный, маленький, но сильный хищник, а птичкам хоть бы что, словно опьянели от вешнего воздуха на своей родине. И Володе показалось, что копчик не охотиться, не нападать прилетел, а порезвиться в упругом воздухе, посмотреть за порядком в своих владениях, приветствовать заморских гостей. Но вот в лощине громко и властно щелкнул один соловей, как бы говоря: «Слушайте все, слушайте все». В птичьем гомоне погас его щелк. Дрозды, напротив, еще напористее стали щебетать и кружить у могучего темного дуба, с которого упал Колька, изо всей силы кричать, махать крыльями, кувыркаться в воздухе.

Снова, но еще громче, щелкнул в лощине соловей, ему веселой размашистой дробью отозвался с бугра второй, рассыпался звучным завораживающим посвистом третий, казалось, пошел отплясывать мелкую чечетку четвертый и совсем рядом полилась переливчатая трель.

Качнулась ветка черемухи, и ребята увидели маленькую, с сереньким брюшком и землисто-глиняными крылышками, очень похожую на полевого воробья пташку.