Лариса Письменная - Тысяча окон и один журавль

Однажды я проснулся среди ночи — мне показалось, что на кухне что-то брякнуло. Может, это ведьма-одиночка варит своё колдовское зелье? Я решил выследить её. Тихонько встал и прокрался на кухню, но никого там не увидел — наверно, она превратилась в невидимку. «А может, она и не молчит совсем, — подумал я тогда, — а разговаривает, только на своём, неслышном для нас, ведьминском языке?»

Зато Раису Демидовну всегда слышно. Если бы все вдруг замолчали, она одна кричала бы за всех нас. Как-то я налил полный чайник и забыл его на плите. Вода закипела, стала переливаться и погасила газ. Ох, что тут было!..

— Он хочет отравить весь дом газом! — кричала Раиса Демидовна так, что, уж верно, на соседней улице слышно было. — Растёт сиротой, учить — никто не учит. Безобразие! Я буду жаловаться в домоуправление! Я напишу в школу! Я…

— А я совсем не сирота, — огрызнулся я. — У меня отец есть!

— Какой там отец…

Но тут неожиданно за меня заступился дедушка Панчишин и сердито, я ещё никогда не видел его таким сердитым, сказал:

— Славка не сирота, у него есть отец. И хороший отец. Я попрошу вас, Раиса Демидовна, замолчать.

В тот раз дедушка Панчишин не захотел, чтобы было тихо-мирно. И — подумать только! — Раиса Демидовна замолчала. Когда же про этот разговор узнал отец, он прямо весь потемнел и сразу пошёл к Раисе Демидовне. Нет, в тот раз мой отец не смеялся, как всегда, он что-то сердито говорил, а Раиса Демидовна молчала. Вот чудеса!

С того дня Анна Павловна и Панчишикы всегда следят за конфоркой, чтобы я и вправду не потравил всех газом. А Раиса Демидовна перестала разговаривать с отцом, но за глаза каждый день ругает его рыжим, а меня — сиротой. А надоест нас ругать — кидается на Лампадию Андреевну. То она плохо плиту вымыла, то окно нарочно открыла, чтобы всех простудить, то ещё что-нибудь придумает. Но Лампадия Андреевна не отвечает ей ни словечка, только губы крепче сожмёт.

А меня прямо зло берёт: как же это можно молчать, когда на тебя несправедливо нападают? Ведь окно в кухне мы все, кроме Раисы Демидовны, открываем, а убирает Лампадия Андреевна хорошо. Один раз я не выдержал, сам ответил за неё, но Лампадия Андреевна только удивлённо вскинула на меня свои пыльные глаза, и я понял, что ведьма-одиночка не хочет, чтобы за неё заступались. Видно, она и вправду злая. Подумаешь, очень мне это нужно — заступаться за неё!

Есть у нас ещё соседка — тётя Марина… Только живёт она не в нашей квартире, а в полуподвале — лестница к ней идёт не вверх, а вниз. Раньше тётя Марина работала дворничихой, а теперь стала старая, на пенсию вышла. Ноги у неё часто болят.

Когда я был ещё маленьким, тётя Марина отводила меня в детский сад, а вечером забирала к себе, если отец задерживался на работе. Теперь, ясное дело, за мной смотреть уже не нужно, я вырос. Теперь я и сам помогаю тёте Марине — то в магазин сбегаю, то в аптеку. Мне это не трудно, ноги у меня не болят.

Зато тётя Марина рассказывает мне сказки.

Она их много знает, а я люблю слушать. Я люблю сказки весёлые и страшные. У самой страшной сказки всегда бывает весёлый конец, потому я и люблю самые страшные, такие, чтоб мурашки по спине бегали.

Вот один раз я попросил тётю Марину рассказать мне самую-самую страшную сказку, какую только она знает. Тётя Марина задумалась:

— Ладно, сынок, я расскажу тебе про Чёрное Лихо.

— Она — самая страшная?

— Да, самая страшная.

Тётя Марина помолчала, а потом начала рассказывать тихо и вроде неохотно, как будто и сама боялась этой страшной сказки:

— Жили-были… — и остановилась, задумалась.

— Старик со старухой, — подсказал я.

— Да, старик со старухой. И было у них двое сыновей, писаных красавцев. Старший любил песни петь, да так звонко, так заливисто, что у каждого, кто те песни слушал, душа радовалась. А младший работящий был — золотые руки. Вот и выросли оба сыночка…

— А мать с отцом радовались, — подсказал я тёте Марине.

— Да, крепко радовались. И жила вся семья весело и счастливо, пока не пришло в тот край Чёрное Лихо. Ох и чёрное оно было — самое чёрное, ох и лютое — самое лютое… И погибли оба сыночка, и отец их погиб, а старуха мать осталась одна. И ещё многих-многих людей искалечило и убило это проклятое Чёрное Лихо, а жилища их спалило…

Тётя Марина замолчала, загрустила. А я ждал. Вот сейчас придёт какой-нибудь богатырь, поборет Чёрное Лихо, поднимет из пепла все дома, а людей оживит. Но тётя Марина молчала.

— Ну? Что же вы молчите, тётя Марина? А дальше что было?

— Ничего, — грустно сказала тётя Марина.

— Как ничего? Выходит, никто не победил Чёрное Лихо? А богатыри?

— Победили богатыри, а как же, победили.

— И дома отстроили?

— Отстроили.

— И людей оживили?

— Нет, — покачала головой тётя Марина, — людей не оживили. Те люди погибли навеки.

Не понравилась мне эта сказка. Так не должно быть, чтобы те люди навеки погибли. Наверно, у тёти Марины что-то заболело — вон она как согнулась и голову опустила, — потому и не хочет до конца рассказывать.

— Это плохая сказка, я такой не хочу!

— А кто её хочет, — вздохнула тётя Марина. — Да и не сказка это вовсе, а быль.

— А разве и взаправду есть Чёрное Лихо?

— Есть, сынок.

— А какое оно? Я хочу знать.

— Не приведи бог тебе его узнать. А какое оно? Вот у меня погибли на войне два сыночка и муж… Это Чёрное Лихо их сгубило.

Я не стал дальше расспрашивать тётю Марину, чтобы не расстроить ещё больше.

Но всё же мне было непонятно: ну, тогда была война, значит, было и Чёрное Лихо. А теперь же нет войны, так, наверно, и Чёрного Лиха не должно быть?

А всё же оказалось, что оно есть. Я спросил у отца, видел ли он когда-нибудь Чёрное Лихо. Отец ответил, что нет, пока не видел. Но Чёрное Лихо ещё живёт на земле. То в одну страну, то в другую заберётся, проклятое, и губит людей.

Я стал выспрашивать, какое оно, на что похоже, но отец не стал объяснять. Ну его, Чёрное Лихо, лучше о нём и не думать.

А как же, попробуй не думать! Разве я мог не думать! Хотелось хоть одним глазком его увидеть. Хоть на минутку!

Вечером я был один в комнате. Выключил электричество, завесил одеялом окно, чтобы стало совсем темно: наверное, Чёрное Лихо живёт в темноте. Стал в угол спиной к стене, чтобы оно не подкралось ко мне сзади, и крикнул:

— А ну, Чёрное Лихо, выходи! Я тебя не боюсь!

Признаться по правде, мне всё же было страшно. Потому я изо всех сил замахал кулаками и закричал ещё громче:

— Ну, где ты там? Вылезай, посмотрим — кто кого!

И вдруг… Что-то как грохнет!.. Ой! Я так и сел с перепугу. Не знал, что делать, ведь было совсем темно и очень страшно. На моё счастье, в комнату вошёл отец и включил свет. Увидев, что я сижу в углу, он удивился: